Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
– Во время осады – шестнадцать. А вам?
– Пятнадцать. К концу войны.
– Мы все повзрослели раньше, чем стали взрослыми. А он?..
– Он погиб, – отвечает Ютта.
Ну конечно. В историях про войну все бойцы Сопротивления – решительные мускулистые герои, способные собрать автомат из канцелярских скрепок. А все немцы – либо богоподобные блондины, взирающие из открытых танковых люков на разрушенные города, либо похотливые маньяки, пытающие еврейских красавиц. Тому мальчику просто не осталось места в общей картине. Он был почти неощутим, как будто рядом с тобой – перышко. И все же его душа светилась глубочайшей добротой, ведь правда же?
Мы собирали ягоды в Рурской области. Мы с сестрой.
– У него были руки меньше, чем у меня, – говорит Мари-Лора.
Женщина прочищает горло.
– Он всегда был слишком маленький для своих лет. Но обо мне заботился. Ему трудно было не делать того, чего от него ждали. Я понятно говорю?
– Да, да.
Аквариумы булькают. Улитки едят. Сколько, наверное, мучений пережила эта женщина… А домик? Получается, что Вернер зашел за ним обратно в грот? Остался ли камень внутри?
– Он сказал, – говорит Мари-Лора, – что вы с ним слушали передачи моего дядюшки. Что вы ловили их в Германии.
– Вашего дядюшки?..
Мари-Лора гадает, какие воспоминания крутятся в голове у женщины, сидящей напротив нее. Она собирается ответить, но тут в коридоре слышатся шаги. Макс пытается что-то сказать по-французски. «Нет-нет, – смеется Франсис, – не „в заде“, а „сзади“».
– Извините, – говорит Ютта.
– Детская рассеянность-то нас и спасает, – со смехом отвечает Мари-Лора.
Открывается дверь и Франсис спрашивает:
– Все в порядке, мадам?
– Да, Франсис. Можете идти.
– Нам тоже пора, – говорит Ютта и задвигает свой табурет под стол. – Я хотела бы оставить вам домик. Лучше он будет у вас, чем у меня.
Мари-Лора упирается ладонями в стол. Она представляет, как мать с сыном проходят в дверь, маленькая рука зажата в большой.
В горле у нее стоит ком.
– Подождите, – зовет она. – Когда дядя после войны продавал дом, он съездил в Сен-Мало и забрал единственную сохранившуюся запись моего деда. Про Луну.
– Я помню. И про свет? На обратной стороне.
Скрип половиц, бульканье аквариумов. Шуршание улиток по стеклу. Деревянный домик между ладонями.
– Продиктуйте Франсису свой адрес. Запись очень старая, но я ее вам отправлю. Максу должно понравиться.
Бумажный самолетик
– И Франсис сказал, там сорок две тысячи ящиков с сушеными растениями, а еще он показал мне плезиозавра и клюв исполинского кальмара…
Гравий хрустит под ногами. У Ютты кружится голова, так что она должна прислониться к дереву.
– Mutti?
Темнота перед глазами медленно проясняется.
– Я просто устала, Макс. Вот и все.
Она разворачивает карту и пытается сообразить, как им вернуться в гостиницу. Машин мало. Почти каждое окно, которое они минуют, вспыхивает голубыми отсветами телевизора. Именно отсутствие тел, думает Ютта, позволяет нам забыть. Трава и дерн запечатывают их накрепко.
В лифте Макс нажимает кнопку шестого этажа, и они едут вверх. Ковровая дорожка в коридоре – малиново-бурая река, расчерченная золотыми прямоугольниками. Ютта отдает Максу ключи, он некоторое время возится с замком, потом распахивает дверь.
– А ты показала тете, как открывать домик, Mutti?
– Думаю, она и без меня знает.
Ютта включает телевизор и снимает туфли. Макс открывает балконную дверь и складывает из гостиничной бумаги самолетик. Париж за окном похож на те города, которые она рисовала в детстве: тысячи окон, кружащая стая птиц. На экране телевизора игроки в синем бегут по полю за три тысячи километров отсюда. Счет три-два. Однако вратарь упал, мяч медленно катится к линии ворот, и отбить его некому. Ютта набирает на телефоне девять цифр, Макс запускает самолетик в окно. Тот пролетает метров двадцать и на миг зависает в воздухе, и в эту самую секунду голос мужа в трубке произносит «алло».
Ключ
Мари-Лора сидит за рабочим столом и одну за другой перебирает раковины дозиний в лотке. Воспоминания вспыхивают и пропадают. Шершавая материя папиных штанов, за которые она цепляется. Прыгающие песчаные блошки под коленями. Скорбные звуки органа оглашают скользящий во тьме «Наутилус».
Она трясет домик, хотя и знает, что тот не выдаст своих секретов.
Немецкий мальчик вернулся в грот за домиком. Унес его с собой, умер вместе с ним. Что творилось в этой чужой душе? Она вспоминает, как он сидел и листал страницы Этьеновой книги.
Птицы, сказал он. Птицы, птицы, птицы.
Она снова идет по дымящемуся городу, держа перед собой белую наволочку.
Как только она исчезает из виду, он вновь открывает решетку в грот Юбера Базена. Над ним тяжелая крепостная стена. По другую сторону решетки плещется море. Он берет домик в руки, вертит, соображает, как открыть коробочку. Может быть, кидает алмаз в озерцо, к тысячам улиток. Потом собирает головоломку обратно, запирает замок и уходит прочь.
Или кладет камень обратно в домик.
Или к себе в карман.
Из воспоминаний звучит голос доктора Жеффара: «Удивительно, что нечто настолько маленькое может быть настолько красивым. Настолько дорогим. Только самые сильные духом могут побороть эти чувства».
Она поворачивает трубу на девяносто градусов – идет легко, как будто папа сделал домик только вчера. Пытается сдвинуть первую деревянную панель крыши и обнаруживает, что та застряла. Однако карандашом Мари-Лоре удается сдвинуть их все: раз, два, три.
Что-то выпадает ей на ладонь.
Железный ключ.
Море огня
Он родился в расплавленных земных недрах, на глубине трехсот километров, один кристалл среди множества других. Безупречный октаэдр чистого углерода, каждый атом в решетке связан с четырьмя другими, расположенными на равных расстояниях. Тверже всего, что есть на Земле. Он уже стар, неизмеримо стар. Проходят бесчисленные геологические эпохи. Материки движутся, сжимаются, трескаются. В некий год, в некий день, в некий час мощный поток магмы пробился наверх, увлекая за собой кристаллы, и застыл кимберлитовой трубкой. Век проходит за веком. Дождь, ветер, кубические километры льда. Толща породы раскалывается на глыбы, глыбы окатываются и становятся валунами, ледник отступает, образуется озеро, галактики пресноводных моллюсков кишат на дне и умирают, когда озеро испаряется под солнцем. Доисторические леса вырастают, падают, и на их месте встают новые. И вот в некий другой год, день, час буря вырывает камень из стены каньона и бросает на дно реки, где однажды его замечает царевич, знающий, что ищет.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
