Шестнадцатого апреля на расстоянии почти тридцати миль мы увидели остров Мартинику. Я различил вдалеке высокие гребни его гор.
Канадец, надеявшийся привести здесь в исполнение свои планы — добраться до земли или до одного из многочисленных судов, совершающих плавание между островами, — был очень разочарован. Бегство было бы вполне возможным, если бы Неду Ленду удалось захватить шлюпку без ведома капитана. Но в открытом море нечего было и думать об этом.
Мы с Недом Лендом и Конселем всесторонне обсудили создавшееся положение. Целых шесть месяцев мы были пленниками на борту «Наутилуса». Мы проплыли семнадцать тысяч лье — шестьдесят восемь тысяч километров, и, как говорил Нед Ленд, не было никаких оснований предполагать, что плавание наше когда-нибудь придет к концу. Поэтому канадец предложил мне попытаться заставить капитана Немо ответить без обиняков, собирается ли он всю жизнь держать нас на своем борту.
Подобная попытка мало мне улыбалась. По-моему, она была совершенно бесцельная. Мы ведь давно убедились, что нам нечего рассчитывать на капитана Немо, тем более, что с некоторого времени капитан стал еще более угрюмым, более замкнутым, более суровым, чем когда бы то ни было.
Казалось, он избегал меня. Я видел его лишь через большие промежутки времени. Когда-то он развлекался тем, что показывал мне всевозможные подводные чудеса; теперь он не появлялся больше в салоне.
Какая перемена произошла в нем? И отчего? Я ни в чем не мог упрекнуть себя. Быть может, наше присутствие на борту тяготило его? Так или иначе, я не надеялся, что этот человек когда-нибудь вернет нам свободу.
Я попросил Неда дать мне возможность поразмыслить над его предложением. Если эта попытка не будет иметь успеха, то она только возбудит подозрения капитана Немо и помешает исполнению планов канадца. Наше пребывание здесь станет еще более тягостным.
Я должен сказать, что никто из нас никоим образом не мог пожаловаться на состояние своего здоровья. Если не считать тяжелого испытания, которому мы подверглись во льдах южного полюса, мы никогда еще не чувствовали себя так хорошо — ни Нед, ни Консель, ни я. Здоровая пища, свежий воздух, размеренная жизнь, всегда ровная температура — все это отнюдь не способствовало заболеваниям.
Я понимал, что для капитана Немо, у которого воспоминания о земле не вызывали ни малейших сожалений, который, где бы он ни находился, был у себя дома, такая жизнь была привлекательной. Но мы, мы не рвали связей с человечеством и не хотели рвать их. Я, например, не имел ни малейшего желания похоронить вместе с собой сенсационные подводные наблюдения.
Теперь я имел неоспоримое право написать книгу о тайнах морского дна, и, конечно, я хотел, чтобы эта книга рано или поздно, увидела свет!
Да хотя бы здесь, в этих водах, омывающих Антильские острова, в десяти метрах под поверхностью океана, сколько интересных наблюдений я ежедневно записывал в свой дневник!
Здесь встречались медузы, жгучие, как крапива, и выделяющие едкую жидкость. Из кольчатых червей здесь были анпелиды длиною в полтора метра, с розовым хоботом и тысячью семьюстами органами движения. Они взвивались под водой, разбрасывая вокруг себя снопы лучей всех цветов спектра. Из хрящевых рыб тут были огромные скаты длиною в десять футов а весом в шестьсот фунтов, с треугольными грудными плавниками, с выпуклостью посредине спины и с глазами, выступающими по краям передней часты головы. Они плавали, как какие-то обломки крушения, прилипая к нашим окнам, как плотный ставень. Здесь были американские спинороги, которым природа уделила лишь два цвета — белый и черный; макрель длиной в полтора метра с короткими и острыми зубами. Далее целыми стаями плыли султанки, исполосованные от головы до хвоста золотистыми поясками, с поразительно красивыми плавниками. Эти рыбы — красивейшие создания природы — были некогда посвящены богине Диане и особенно ценились богатыми римлянами. О них даже сложилась поговорка: «Не те едят султанок, кто их ловит». Наконец, золотистые монахи из семейства рифовых рыб словно одетые в бархат и шелка, проплывали перед нашими глазами, как важные синьоры с картины Веронезе[57]. Маленькие подвижные спары поспешно разбегались по все стороны при их приближении. Кефали рассекали воду своими сильными мясистыми хвостами. Серебристые луны-рыбы, достойные своего названия, плавали в воде, как настоящие луны на небе, отбрасывая вокруг себя белые отблески.
Сколько бы еще чудесных и новых разновидностей я мог увидеть, если бы «Наутилус» не погрузился в более глубокие слои! Наклоненные горизонтальные рули увлекали его на две, три и три с половиной тысячи метров в глубину. Здесь животная жизнь была представлена только морскими звездами, медузами и некоторыми моллюсками.
Двадцатого апреля мы плыли на глубине полуторы тысячи метров. Ближайшие земли были Багамские острова, огромными булыжниками выступающие над поверхностью вод. Там подымались высокие подводные скалы, отвесные стены которых были гладко отшлифованы водой.
Скалы эти были покрыты гигантскими водорослями — фукусами, — поистине, это был морской сад, достойный мира титанов!
Вид этих колоссальных растений, естественно натолкнул нас на мысль о гигантских морских животных. Однако, сквозь окна «Наутилуса» я видел на длинных подводных ветвях только некоторых представителей семейства ракообразных — фиолетовых крабов с длинными клешнями.
Было уже одиннадцать часов, когда Нед Ленд обратил мое внимание на то, что в высоких водорослях что-то происходит.
— Это очень подходящее место для спрутов, — сказал я, — и я нисколько бы не удивился, если бы увидел здесь эти чудовища. Но дружище Нед, очевидно, ошибся, так как я не вижу здесь ничего подозрительного.
— Очень жаль, — сказал Консель. — Я не прочь был бы рассмотреть как следует одного из этих спрутов, которые, как я слышал, способны утащить за собой целый корабль в глубину морской бездны. Эти чудовища называются крак…
— Крак — и все тут! — иронически прервал его канадец.
— Кракенами, — невозмутимо докончил Консель, не обратив никакого внимания на насмешку.
— Никогда я не поверю, — сказал Нед Ленд, — что подобные чудовища существуют на свете.
— Почему же? — возразил Консель, — Ведь верили же мы в существование нарвала.
— И мы ошиблись, Консель!
— Несомненно! Но другие и теперь верят в него.
— Возможно, Консель, но что до меня, то я поверю в существование этих чудовищ лишь тогда, когда буду анатомировать их собственными руками, — сказал я.
— Итак, — сказал Консель, — хозяин не верит в гигантских спрутов?
— А кто же верил в них? — вскричал Нед Ленд.
— Множество людей, дружище Нед.
— Только не рыбаки! Ученые — может быть.
— Прошу, прощенья, Нед, — и рыбаки и ученые.
— Но я, я сам, — сказал Консель с самым серьезным видом, — я своими собственными глазами видел огромное судно, увлекаемое в бездну щупальцами спрута.
