Вошла Эдна, стаскивая на ходу берет, как всегда, суетливо и запыхавшись. Отец знал, что не пройдет и пяти минут, как она станет совершенно иная, томная, вялая, безучастная, словно ей дома все надоело. Мистера Смита это раздражало, несмотря на то что он нежно любил дочь.
— А мама где?
— Мама ушла.
— Ушла? Куда? Она говорила, что сегодня вечером никуда не пойдет.
— Куда она ушла, это не важно, а вот я хотел бы знать, где была ты, — ответил мистер Смит довольно сурово, глядя на нее поверх очков.
Эдна не стала раздумывать над логикой этого заявления, а если и стала, то, во всяком случае, воздержалась от замечания. Она была еще так молода, что признавала за родителями право на такой тон.
— Ходила в кино. На первый сеанс, — пояснила она.
— Опять! Удивляюсь, как это ты еще не поселилась в кино! На этой неделе ты уже ходила, да? Я так и думал. И конечно, захочешь пойти опять в субботу. Значит, три раза на одной неделе… три раза! Опять истратила девять пенсов. Кто их тебе дал?
— Мама. — У Эдны был немного смущенный вид. Заметив это, отец немедленно сделал ложный вывод, что Эдне велено ничего не говорить ему об этом внеплановом посещении кино, и она только сейчас сообразила, что наделала. На самом же деле смущение Эдны объяснялось не тем, что она истратила лишние девять пенсов, а тем, что деньги остались у нее в кармане, ибо ее сегодня повел в кино некий Гарри Гибсон, знакомый одного приятеля Минни Уотсон. Родители Гарри полагали, что он в этот день и час находится в вечерней школе.
Мистер Смит зловеще кивнул и поджал губы.
— Об этом придется поговорить, Эдна. Когда я позволил тебе поступить в обученье к модистке, я не давал согласия на то, чтобы ты каждый вечер ходила в кино.
— Я хожу вовсе не каждый вечер, ты это отлично знаешь. Иногда я за всю неделю бываю там только раз.
— Удивительное дело — я что-то не припомню таких недель, — сказал мистер Смит с тонкой иронией. — Не говоря уже о лишних расходах, я недоволен твоими хождениями в кино. От них только один вред. Не спорю, девушке надо развлекаться, — продолжал он, впадая в тон благородной и широкой терпимости, к которому так любят прибегать все родители, учителя, священники и другие проповедники морали. — Я сам изредка бываю в кино. Но одно дело ходить туда изредка, другое — жить фильмами. Они учат тебя одним только глупостям. Набивают тебе голову превратными понятиями. Почему ты никогда не посидишь за книгой? — Он указал на свою. — Читай понемножку, это тебя займет, и попутно узнаешь кое-что о жизни. Вот хотя бы книга, которую я читаю, «Годы пения» госпожи Реджины Сэрсбери, — из нее узнаешь кое-что полезное о… гм… музыкальной карьере.
— Я прочла уже одну книжку на прошлой неделе, — объявила Эдна.
— А с тех пор успела три раза побывать в кино, — возразил ее отец решительно, желая оставить за собой последнее слово. — Ты слишком мало бываешь дома, дочь моя. Право, ты ведешь себя хуже, чем Джордж в твои годы. Я нахожу, что нынешние девочки стали хуже мальчиков, они больше падки на пустые развлечения — кино, танцы и все такое. Сегодня я от остановки трамвая шел вместе с мистером Гибсоном, тем, что живет в угловом доме, и он рассказал мне, что его сын — забыл, как его зовут, он твой ровесник или старше на год с лишним…
— Гарри Гибсон? — подсказала Эдна.
— Гарри? Да, кажется. Так вот, мистер Гибсон рассказывал, что его сын Гарри посещает три раза в неделю вечерние курсы счетоводства, бухгалтерии и еще чего-то. Три раза в неделю, подумай! Вот это я понимаю, мальчик хочет расти, стать человеком. Он не тратит время даром, у него есть цель в жизни. Я не настаиваю, чтобы ты посещала вечерние курсы, но…
Тут мистер Смит запнулся на полуслове, подметив загадочную усмешку, которая уже с минуту мелькала на губах Эдны. Эта усмешка его рассердила, вернее, послужила поводом излить накопившееся раздражение.
— Ради Бога, Эдна, перестань ты глупо ухмыляться, когда я пытаюсь учить тебя уму-разуму! — закричал он так, что Эдна подскочила на месте. — Ты сейчас не в кино. Нет, ты просто глупый ребенок.
— Чем я тебе опять не угодила? — обиженно спросила Эдна.
— Прекрати эти дерзости! — крикнул мистер Смит, сверкая глазами. Но дерзости больше и в помине не было, она внезапно растаяла в слезах. Эдна, не отличавшаяся вообще сильным характером, а сейчас к тому же ошеломленная неожиданной вспышкой отцовского гнева, с плачем выбежала из комнаты.
Мистер Смит в течение нескольких минут пытался в свое оправдание припомнить все недостатки дочери, способные вывести из себя кого угодно. Он очень старался, но ему не удалось этим себя успокоить. Отложив в сторону «Годы пения», он снова включил радио. В половине одиннадцатого пришел Джордж, выслушал от отца две-три невнятные реплики (мистер Смит был так напуган, что боялся разговаривать), отправился на кухню искать какой-нибудь еды, потом лег спать. В одиннадцать вернулась миссис Смит.
— Ты ужинал? — спросила она. Мистер Смит иногда закусывал перед сном.
Он покачал головой.
— Принести тебе чего-нибудь? — предложила она вежливо.
Теперь мистер Смит знал, что жена рассердилась не на шутку. Она легко выходила из себя и поднимала крик, но так же легко и быстро успокаивалась. Если бы она вошла с таким видом, словно намерена швырнуть в него чем попало, и выбранила его, он знал бы, что все уладится раньше, чем они лягут спать. Но если миссис Смит разговаривала с ним после ссоры спокойно и учтиво, это означало, что она ожесточилась. Теперь она будет стараться показать себя примерной хозяйкой, не упустит ни одной мелочи. Еда будет подаваться на стол точно в назначенное время, и каждое блюдо приготовляться безупречно. У него не будет ни малейшего повода к воркотне. Но как жена, жена в настоящем смысле этого слова, Эди перестанет для него существовать. Она не подарит ему ни улыбки, ни ласкового взгляда. И такое отчуждение между ними будет продолжаться несколько дней, а быть может, и недель.
— Нет, спасибо, не надо ничего. Мне что-то не хочется. — Это была правда. Но он сказал ее с надеждой, что жена увидит в этом симптомы болезни. Однако она оставалась тверда как камень.
— Дети вернулись? — спросила она.
— Послушай, Эди, — начал он в отчаянии, — не делай глупостей…
— Я не делаю никаких глупостей. Я иду спать. — И она вышла.
Итак, он в немилости, и надолго. Придется не только просить прощения и расшибаться в лепешку, но, вероятно, и купить что-нибудь, словом — опять тратить деньги. А ведь вся эта неприятная история произошла оттого, что уже и так много истрачено. Эх, лучше бы проклятый счет Сорли никогда не попадался ему на глаза! А если уж попался, лучше было сразу пойти и уплатить, не говоря ни слова. Лучше было…
— Ох, пропади все пропадом! — воскликнул он в припадке внезапного раздражения и так сильно затряс головой, что очки свалились, и он несколько минут шарил вслепую по черному коврику у камина, пока нашел их. Что за неприятный вечер!
