— Я тебя уже целый час повсюду ищу. Один Бог знает, куда ты опять подевалась! — Он раздраженно поднял глаза. — Я спокойно занимался своими делами, потом решил обойти стенды других участников выставки и наткнулся на баварцев. Там представлен бокал с двенадцатью ребрами и расширяющимся краем, который удивительно похож на твое драгоценное чиароскуро.
Ливия была настолько ошеломлена, что позволила увести себя без возражений. В ушах шумело. Как такое было возможно? Она ничего не понимала. Никто не мог знать формулу, даже приблизительно. Она была единственной владелицей красной тетради, с которой никогда не расставалась, и только Тино изучал состав вместе с ней.
— Прошу прощения, — извинилась она, задев черноглазую даму. — Марко, притормози, — прошипела она сквозь зубы. — Надо соблюдать приличия. Здесь тебе не Мурано.
— И поверь мне, я об этом сожалею! Иначе я даже не стал бы тебя ждать. Я нашел бы того, кто это сделал, и набил бы ему морду. И только потом выслушал бы его объяснения.
Ливия не удивлялась его агрессивной реакции. Марко без зазрения совести использовал свои права венецианца и стеклодела. Его ярость объяснялась еще и тем, что его друг Флавио не поехал в Париж.
Брат начал постепенно возвращаться к жизни. Не так давно он поступил в университет на факультет права. Когда Ливия предложила ему сопровождать ее на выставку, он поднял руки в знак возражения: «Я только начинаю привыкать к аудитории в университете, а ты хочешь, чтобы я отправился в такой город, как Париж». Поэтому Марко Дзанье взял на себя роль покровителя, хотя она его об этом не просила. Ливия прекрасно знала, что дело не только в дружеской поддержке. Этот эмоциональный сангвиник всегда будет тайно влюблен в нее, и молодая женщина вздрогнула от отвращения, сравнив Марко Дзанье с Андреасом Вольфом.
«Ведь это может быть только Андреас», — подумала она, и ее охватило неприятное предчувствие. Приехав в Париж, она ни секунды не сомневалась, что он будет здесь. Немцы пока не участвовали в международных выставках, но он наверняка настоял на том, чтобы для него сделали исключение, что ее совсем не удивляло. Андреас, бесспорно, был амбициозным человеком, но прежде всего талантливым гравером. Он обязательно станет одним из самых почитаемых стеклоделов в мире. Тем не менее она инстинктивно обходила стороной стенд Монфоконского хрустального завода.
— Ты наверняка ошибаешься, Марко, — настаивала она, в то время как они с трудом пробивались сквозь толпу.
Им пришлось остановиться в самом узком месте прохода, разделявшего два зала. Вокруг нее слышалась быстрая французская речь с прерывистыми парижскими интонациями. Воздух был насыщен ароматами духов. На некоторых женщинах, затянутых в черные вечерние платья, красовались вуалетки, прикрепленные к волнистым волосам, почти все были в перчатках, усыпанных блестками.
Марко обуревало такое нетерпение, что он пританцовывал на месте.
— Перестань держать меня за идиота, прошу тебя. Я проверил по каталогу. По крайней мере, они не осмелились представить его под маркой чиароскуро, но это ничего не меняет.
Первые минуты шока прошли, и Ливия начала приходить в себя. Она осознала, что если позволит Марко продолжать в том же духе, то рискует оказаться перед Андреасом совершенно неподготовленной. По ее телу пробежала дрожь. Она осмотрелась в поисках лазейки, чтобы выиграть немного времени.
Как только они вошли в другой зал, она увидела справа от себя большой внутренний витраж мастерской Нажелей, предназначенный для лестничных маршей. Изображенные на строгом фоне стилизованные цветы гирляндами устремлялись к небу. Чтобы проиллюстрировать свою работу, Франсуа расположил несколько инструментов вокруг стеклянных квадратов. Посетители могли воочию увидеть неоднородность окраски, структуры и толщины, которую учитывали стеклоделы, вырезая необходимые детали для своего произведения.
Марко продолжал что-то говорить, но она его уже не слышала. Внезапно, буквально из ниоткуда, перед ними возник Франсуа, и Марко чуть не сбил его с ног.
— Ливия? — вопросительно произнес Франсуа и пристально посмотрел на руку венецианца, вцепившуюся в его жену.
— А, только вас здесь не хватало! — раздраженно воскликнул Марко. — Добрый вечер, месье. Простите, но мы торопимся.
Он собрался его обогнуть, но Франсуа сделал шаг в сторону, чтобы преградить ему путь. Мужчины вызывающе смотрели друг на друга. У Ливии возникло ощущение, что она спит и видит дурной сон. Она почувствовала, как краска заливает ей лицо.
— Это добром не кончится, — в сердцах бросила она. — Отпусти меня, Марко. Надеюсь, ты помнишь моего мужа? Вы встречались с ним как-то в Мурано.
Представление их друг другу выглядело абсурдно, но она пыталась таким образом взять ситуацию под контроль, а приличия были хороши тем, что требовали от обеих сторон их соблюдения. Она бросила на Марко мрачный взгляд, и он нехотя отпустил ее и протянул руку Франсуа.
— Certo… Buonasera, signore.[91]Ну что, теперь ты идешь? — добавил он.
— Тут возникла одна проблема, которую я должна решить, — объяснила Ливия мужу. — Это не займет много времени. Ты меня подождешь?
Франсуа постоял в нерешительности, поочередно посмотрел на них, затем молча отступил, освобождая проход. Ливия облегченно вздохнула и пошла дальше вместе с Марко, который теперь шел впереди нее.
Она была намного взволнованней, чем хотела казаться. Как в ускоренной съемке, все встречи с Андреасом промелькнули перед ее глазами: украденные у ее семьи минуты и часы, убогий гостиничный номер, их обнаженные тела, необузданная страсть на грани разрыва.
В течение нескольких недель, на время помрачения сознания, они были словно канатоходцы, танцующие на канате страсти, который связывал их с жизнью. Вокруг них ничего не существовало. Все было просто, потому что оба были в чужой стране, вдали от дома и родных, и у них не было времени узнать друг друга лучше. Интересно, научились бы они ценить друг друга, если бы обстоятельства сложились иначе? Ведь они были так похожи. И у нее, и у него в глубине души зарождался один и тот же гнев, яростный у Андреаса, более потаенный у нее, и они были одинаково пылкими и гордыми натурами.
Они расстались без всяких объяснений, она уехала в Венецию, он, вероятно, в Баварию, разошлись так же, как и познакомились, под воздействием неподвластных им сил. Он исчез, не оставив о себе никакой информации, но она не забыла о нем. Она знала, что никогда его не забудет, но с течением дней воспоминание о нем стиралось, словно обжигалось в печах, которые поглотили все ее внимание. И теперь, когда он снова неожиданно возник в ее жизни, Ливия чувствовала себя растерянной. Испытает ли она то же головокружение? Будет ли вынуждена вновь подчиниться этой неумолимой силе? Теперь она должна была увидеть в нем не только мужчину, но и прежде всего конкурента.
Она лихорадочно пыталась понять, откуда Андреас мог узнать о красной тетради. Ведь она была так осторожна, постоянно меняла тайник, и при каждом возвращении домой проверяла, не обнаружил ли его кто-нибудь. Как она могла совершить такую непростительную ошибку? Если Марко говорил правду и Андреас похитил формулу, все ее старания сводились к нулю, и будущее их мастерских было поставлено под угрозу, поскольку чиароскуро представляло основу их возрождения. Но самым ужасным было то, что она оказалась недостойной доверия своего дедушки.
