части ладони.
— Что это за движения вы мутите? — спросил Стас, сощурившись от яркого света. Глаза уже успели привыкнуть к мраку. — Кажется, когда ты меня исцеляла в цитадели, то тоже странным образом руки скрещивала.
— Это мудры. Они помогают материализовывать энергию, концентрируют ее и сгущают. У кого-то есть врожденный дар и без мудр повелевать отдельными видами материи, но в остальном — силой мысли сложно творить. Вроде… волшебной палочки, только в качестве нее служат собственные ладони. И заклинания на древнем языке.
Свет от тела наставницы разлился по каменным стенам тоннеля, облизывая перекошенные, осклизлые булыжники.
— А я могу сотворить что-нибудь? Хотя бы кустик? Желательно конопли.
— Не думаю. Но можно попробовать исцелить себя. И то не факт. Мудры редко поддаются манам.
— Исцелять себя тоже полезно, — пожал плечами Стас. — Мне почти каждую неделю кто-то разбивает нос последнее время.
Стражник Рауль хмыкнул и, бурча ругательства, зашагал дальше. Лилиджой улыбнулась, но улыбка ее навеивала хандру. Они остановились у массивной металлической двери, освещенной факелами. Стас ощупал холодный камень стены.
«Лед в Антарктиде и то теплее», — подумал он. Но в блаженстве выдохнул. Прохладные поверхности вызывали восторг и желание прислониться: благодаря им Стас ненадолго забывал, как кислота изъедала пальцы. Воспоминания преследовали, снова и снова ошпаривали тело, словно он фитиль, поджигаемый от одной мысли о Дарисе.
Когда Гламентилу перерезали горло, Стас потерял сознание от боли. Очнулся — в цитадели. Лилиджой доставила его туда и восстановила плоть, только вот память она стереть ему не могла. Закрывая глаза, он видел, как собственная кожа лопается и кровавыми ошметками слезает с костей.
Рауль приложил руку к выемке с отпечатком ладони на двери и произнес несколько слов. Раздался скрежет.
Дверь отворилась.
— У вас десять минут, — сказал страж. Голос его скрипел, точно наждачную бумагу трут об стекло. Активно так трут. — Потом захлопну дверь, и останетесь гнить вместе с ним. Ясно?
Стас перекривлял стражника, пока спускался по ступенькам.
Блондин сидел, опираясь затылком о стену, с тяжелыми кандалами на запястьях, от которых, словно жирная черная анаконда, ползла цепь и впивалась клыками в потолок. Его лихорадило. Жемчужины пота блестели на оливковых скулах. Губы потрескались. Дыхание гарцевало, вздымая широкую грудь, прикрытую плесневелой тряпкой. Глаза исполосовало алыми нитками.
— Глэм! — закричала Лилиджой и бросилась к нему в объятья.
Она расцеловала асура и вытерла пот с его лба.
— Что с тобой? — изумился Стас. — Ты будто гриппом заболел.
— Так и есть, — ссутулился Глэм откашливаясь. — Способ временно ослабить заключенного. Заражают какой-нибудь злотворной болезнью. Сбежать сил не будет. Хотя из карцера итак не сбежишь… Возможно, им просто нравится издеваться над провинившимися. Заслужили же.
Гламентил повел подбородком на темный угол. Лилиджой осветила темь. Там лежал мужчина с разбитым лбом и подрагивающими конечностями.
— Этот идиот решил разбить голову о стену, — продолжил Гламентил, издав истерический смешок. — Думал отдохнуть немного от боли, да только так и не умер.
Пока Стас кривился от мерзкой картины, Лилиджой достала из-за пояса бутыль и подставила ко рту Глэма. Асур с жадностью припал к горлышку, вытянул литр воды досуха.
С новыми силами подняв кандалы, он вцепился в руку Лили.
— Шелли... где она?
— С Ротти и Христи. Не переживай.
Даже в темноте Стас заметил, что Глэм за себя совсем не боится, его волновал питомец, не больше, ему плевать, что сделают с ним самим. Наставница удивилась. Еще бы… Истеричка превратилась в отрешенного пофигиста. Карцер настолько меняет людей? Или он думает, будто бороться уже бесполезно?
Сверху послышался разговор двух стражников, один из них — вряд ли Рауль — запел, фальшиво и заливисто.
Гламентил прижался к уху Лилиджой и понизил голос:
— Не вмешивайся, прошу тебя! Здесь что-то не так. Дарис играет в какую-то игру, и лучше тебе с этим не связываться. Помни, он рожден демоном.
Стас открыл рот.
Демон?!
Так вот откуда у высшего существа настолько особенные методы обучения в виде сдирания кожи заживо. Дарис унижал его не потому, что хотел чему-то научить. В разноцветных глазах искрилась не злость. Удовольствие! Он издевался, потому что ему это нравилось.
— Дарис самый уважаемый учитель Обители. Что он может скрывать?
— Очевидно, защищает кого-то из своих. На планетах демонов происходит нечто жуткое, Лили. А на других распадаются призраки. Мы ведь вместе были на Лире. Помнишь, что местные рассказывали? Души просто разрывались в один миг! Так не бывает. Это долгий процесс. Я… я думаю, здесь замешаны демоны.
— Ни один демон не способен уничтожить душу. Они могут частично питаться энергетикой, но уничтожить душу… как? И главное — зачем?
— Как это связано с тобой? — вмешался Стас. — Ну, допустим, кто-то из демонов научился уничтожать души. Дарис предлагал нажаловаться на тебя якобы за нарушение закона. Может, он просто шизанутый фанатик?
— На Акхете нас пытались убить. В частности… Феликса. Или Андриана. Я так и не понял. Возможно, до перерождения они что-то узнали о демонах, чего знать не должны были. Кто-то захотел избавиться от свидетелей. Андриан не помнит, что произошло год назад, ведь так?
— Считаешь, Дарис боится их возвращения? — ахнула Лилиджой.
— Он кого-то прикрывает, — фыркнул Гламентил. — Это Дарис передал мне Андриана под опеку. Что-то мне подсказывает, он сам был его наставником.
— То есть ты даже не сходил в пирамиду сверхсознания, чтобы разузнать информацию о своем опекаемом? — наставница нахмурилась. — Как ты вообще следил за ним?!
— Да я… особо и не следил…
Он опустил голову с виноватым видом.
— Но ведь ты постоянно приходил в часть садов святилища, отвечающих за Мрит. Андриан твой единственный опекаемый там. Я думала, ты тщательно следишь за его жизнью. И уж точно всё знаешь о нем.
— Да не ради Андриана он туда приходил, — выразительно пропел Стас. — А ради тебя.
Лили смутилась, одарив Глэма мимолетным томным взглядом. Затем ее лицо похолодело. Оно и ясно: безответственность любовника девушку дико раздражает. Но она терпит. Нытье, истерики, расхлябанность… Хотя могла бы просто бросить его.
Когда Стас задумывался об этом, ему становилось смешно.
Раздался лязг от удара мечом по металлическим прутьям. Рауль спускался по лестнице, недовольно фыркая: громче уставшей лошади на скачках.
— Время посещений вышло, катитесь отсюда, — рявкнул он.
Лилиджой долго целовала Гламентила перед уходом.
***
