занавес, напрочь перекрывший звуки телефонных звонков, жужжание дрелей, разговоры, стуки и шум ветра в кронах старого сада вокруг шикарного особняка арабского шейха.
Распрощавшись с рабочими, которые монтировали сигнализацию, Филипп вывел машину из гаража и решил, что поедет ужинать в маленький ресторанчик на старой мельнице. Металлические ворота с еле слышным шорохом отъехали в сторону.
– До свидания, месье Филипп!
Чернобородый охранник в европейском костюме был безукоризненно вежлив, но держался всегда настороже, давая понять, что одно лишнее движение – и пора заказывать катафалк.
Самого шейха Филиппу видеть не довелось, зато за окнами часто мелькали женские фигуры, одетые вполне современно. Правда, на людях женщины показывались закутанные с ног до головы, наподобие черных гусениц.
Он чувствовал, что за ним постоянно следят женские глаза, и их интерес ненадолго отвлекал от мыслей о Тессе, которые преследовали его с постоянством сенной лихорадки. Но самое поразительное открытие Филипп сделал, когда мама поцеловала его на пороге дома, а отец похлопал по плечу. Родители стояли взявшись за руки, как влюбленные школьники, и Филипп вдруг подумал, что они с Тессой подсознательно избегали оставаться наедине. Их общую жизнь составляли вечеринки, гости, вернисажи и выставки, где вокруг кишела масса разнородных личностей, которых он с трудом успевал запоминать. Он никогда не делился с Тессой своими тревогами, а она щебетала исключительно о продажах и покупках дорогого антиквариата и оценивала благосостояние своих знакомых. Порой от ее разговоров у него голова шла кругом.
Утешая, отец сказал матери, что рисунок Модильяни спас сына от несчастья и, слава Богу, что в их семье никогда не было ничего привлекательного для искателей чужого богатства.
* * *
Месье Бернар – владелец ресторанчика около старой мельницы – составлением меню себя не утруждал. Набор блюд для посетителей он определял своей властью, исходя из утреннего настроения, которое, в свою очередь, вытекало из короткого, но крепкого сна. Долго спать было некогда, поэтому месье Бернар просыпался в пять часов утра и, лежа в постели, некоторое время анализировал состояние застарелого радикулита, а потом медленно, с опаской опускал на коврик сначала правую ногу, потом левую. Несмотря на потрясения и экономические кризисы, месье Бернар строго придерживался очередности вставания и изменил режиму лишь однажды, когда сообразил, что накануне не напомнил зеленщику про оливки.
Сегодняшний утренний ритуал прошел без эксцессов, поэтому настроение месье Бернара было созвучно жареной баранине с тушеной фасолью и крестьянскому луковому супу.
Он знал, что к полудню на стоянке около ресторанчика не останется свободных мест, а помощница – местная девчонка Изабелл – собьется с ног. Настенный телевизор в кухне месье Бернара всегда работал, и, когда он услышал про остров Лампедуза, рука с ножом застыла в воздухе. Захлебываясь от возбуждения, корреспондент CNN показывал лодки, заполненные беженцами, которые едва ли не ежеминутно причаливают к каменистому берегу. Камера выхватывала скопление лиц, тел, плачущих детей, женщин, с ног до головы укутанных в черные платки.
Вытерев о полотенце указательный палец, месье Бернар нажал кнопку пульта и прибавил громкости. Теперь камера скользила по узким городским улочкам, застроенным белыми домиками. Не отрывая взгляд от экрана, месье Бернар начал чистить хрустящие бомбочки сладкого перца.
Тысячу лет назад, когда на голове еще вились кудри, а во рту не лязгала вставная челюсть, он обучался на Лампедузе секретам итальянской кухни у сеньора Моретти.
Руки месье Бернара уложили перцы на противень и взяли бутыль оливкового масла.
От мысли, что некоторые повара заменяют оливковое масло подсолнечным, месье Бернара пробила холодная дрожь.
Да, Лампедуза…
Месье Бернар закатил глаза, припомнив дочку сеньора Моретти, увы, помолвленную с местным рыбаком – неотесанным, но красивым, как античный бог.
Задумавшись, он едва не пережарил лук, а его надо томить до золотистого цвета, потом прикрикнул на лентяя Вивьена, чтобы тот не клевал носом за чисткой картофеля.
«Надеюсь, бедолаг догадались покормить», – пробормотал месье Бернар, когда на экране снова замелькали беженцы.
* * *
До поворота на парижскую трассу Аглае предстояло пройти пару километров вдоль реки с желтоватой мутью воды.
Обочины узкой дороги тонули в пыли и в песке. Раскидистые деревья у самого берега обросли чертополохом так густо, что подойти к воде не представлялось возможным. Очаровательный издали, вблизи пейзаж оказался непроходимыми французскими джунглями, где на отвоеванных у природы местечках обязательно лежал какой-нибудь бомж в спальном мешке. «Как здесь называют бомжей? – Аглая оглянулась на одно из лежбищ. – Кажется, клошары».
Когда Аглая проходила мимо укромной ниши со спящими, один из спальников зашевелился и оттуда высунулась голова огромного негра. Белки глаз на темном лице сверкнули двумя яичными скорлупками. Поймав ее взгляд, негр растянул рот в улыбке и заворочался с урчанием голодного медведя. Из спальника выпала и покатилась по траве пустая винная бутылка.
Отпрянув, она прибавила шаг, переступая через ветки плакучей ивы, в купине которых тесно сплелись два человеческих тела в одинаковых джинсах и футболках. Мужчина и… мужчина. Прижавшись друг к другу, они целовались с исступлением умалишенных.
Ноги побежали еще быстрее. От омерзения и страха Аглаю потряхивало нервной дрожью. Она засунула руки в карманы юбки, на всякий случай крепко стиснув в кулаке загранпаспорт. А что, если нападут? Кричать? Отбиваться? Никто не услышит. И на каком языке звать на помощь?
Но, похоже, грабить ее никто не собирался. Да и влюбленная пара осталась равнодушна к ее присутствию.
Тем не менее Аглая обрадовалась, когда впереди замаячила белая стена здания с низкой черепичной крышей. С каждым шагом шум воды нарастал, пока не превратился в бушующий рев. Зарослей чертополоха становилось все меньше, а тропинка уткнулась в каменную ограду, окаймляющую крутой берег. Здесь русло резко сужалось и водопадом свергалось на несколько метров вниз, вращая лопасти огромного деревянного колеса посреди реки. Перегибаясь дугой, в разводах водяной пыли дрожала и мерцала прозрачная радуга. Мощь стихии завораживала и смиряла. Аглая ощутила какой-то первобытный восторг древнего человека перед неведомой силой, заставляющую воды течь по земле, а облака летать в небесах.
Почти вплотную к колесу на каменном выступе стоял деревенский дом, быть может, чуть великоватый для того, чтобы быть семейным гнездышком. Автостоянка рядом и выжженное на толстой доске название над дверью подсказывали, что в здании располагается кафе или ресторанчик.
Сделав шаг навстречу реке, Аглая оперлась локтями в изгородь и позволила брызгам осыпать лицо мельчайшими каплями. В клубах прохладного воздуха дышалось свежо и глубоко. Хотелось бесконечно стоять и смотреть на ход мельничного колеса, с которого лились потоки воды. Распластавшийся над водой ветер доносил сюда запахи жаркого и
