иначе, чем ледяным.
- Ваше остроумие в образе торговца шерстью мне нравилось больше. В роли демонолога вы порядком поглупели. Или вы думаете, что мистер Крамби принял мисс Киннэрд на работу за умение перемножать в уме трехзначные числа?
Лэйд не знал, что на это ответить. И не был уверен в том, что его ответа ждут. Поэтому он сделал то, что обыкновенно делает всякий посетитель в непривычном для него месте.
- А здесь уютно, - пробормотал он, стараясь ничего не задеть и вместе с тем устроиться так, чтобы не побеспокоить сидящую мисс ван Хольц.
- Уютно? – она даже не пыталась изображать радушную хозяйку, лишь коротко, по-мужски, хохотнула, - Вы сказали «уютно», мистер Лайвстоун? Тогда добро пожаловать, располагайтесь в моей гостиной! Знаете, раньше это была кладовка для старых газет. А теперь похожа на сестринский покой в военном госпитале. Осталось только повесить в углу вырезанного из бумаги ангела и портрет старой суки Маколи![2]
Ее настроение переменилось, но странным образом. На смену вспышкам клокочущей ярости приходили периоды меланхолии, которая больше походила на прострацию – мисс ван Хольц словно забывала о присутствии Лэйда, смотрела в одну точку, беззвучно шевеля губами, или говорила, но таким ровным и монотонным голосом, что Лэйд даже не был уверен, к нему ли она обращается.
- Да, здесь был склад старых газет. Целые кипы «Файнэншнл таймс[3]», «Файнэншнл Ньюз[4]», «Банкира» и, конечно, «Экономиста[5]». Нам пришлось работать несколько часов, чтобы освободить это место от старого хлама, устроив себе уголок для отдыха. Теперь здесь пахнет не газетной бумагой и типографской краской, а мочой и гноем. В ведре позади вас груда заскорузлых от крови бинтов. Хотите знать, из чего мы их делаем? Из старой корреспонденции в основном. Только что толку… С тем же успехом можно лечить гангрену кленовым сиропом. Раны не заживают, даже не закрываются. Обычные царапины в считанные часы превращаются в зловонные язвы. Внутренности еще живых смердят так, что нам приходится надевать повязки. Половина моих пациентов умирает от жара, а лихорадит их так, что приходится привязывать тряпьем к кровати, чтобы они не сломали себе в агонии уцелевшие кости. Если в этих краях существует утро, мистер Лайвстоун, его не увидят еще как минимум семеро.
Она почти не смотрела на Лэйда, но в те мгновения, когда одаривала его взглядом, от которого ему невольно хотелось поддеть под пиджак что-то более основательное, чем обычная сорочка. Быть может, кирасу вроде тех, что носили Железнобокие джентльмены мистера Кромвеля[6].
Обозлена. Опустошена. Раздавлена.
Но если из людей, смертельно уставших, энергия выходит, как жидкость из прохудившегося сосуда, то в мисс ван Хольц энергия осталась – злая клокочущая черная жижа, ищущая выхода, но находящая его лишь в злых окриках, которыми она награждала своих подопечных.
- Арбара! Живее переставляй ноги! Ритни, ты опять украдкой куришь, не так ли? Видно, думаешь, что ночные горшки вынесут себя сами? Энди! Кто в последний раз видел эту пустоголовую курицу Энди?
Лэйд кашлянул.
- Я проведал мистера Синклера, - сообщил он, - И нашел, что он держится вполне сносно. Крайне ослаблен и потерял силы, но, думаю, продержится еще какое-то время. Больше всего меня беспокоит то, что происходит с его телом. Как будто у него под кожей… Мне уже и самому мерещится всякая чертовщина. Вы не могли бы уделить ему немного внимания?
- Уделить? Ему? – мисс ван Хольц явственно скрипнула зубами, глядя на Лэйда, - У меня здесь до черта раненых, мистер Лайвстоун. И многие из них находятся в стократ худшем состоянии, чем он. А я, знаете ли, не имею права сортировать больных по сорту, как вы сортируете товары в своей лавке, только лишь по тяжести их состояния. Придется ему подождать своей очереди.
Взгляд у нее был тяжелый, но какой-то плавающий, маслянистый. Такой иногда делается у рыбоедов, когда те переборщат с дозой. Вот только Лэйд готов был поклясться, что мисс ван Хольц не была сторонницей рыбной кухни. Это Розенбергу требовалось зелье, чтоб подстегнуть свой интеллект, поддразнить душу, бросить вызов. Но точно не прелестной мисс ван Хольц, начальнице над секретаршами.
- Мистер Крамби знает, в каком он состоянии?
Мисс ван Хольц фыркнула.
- Не думаю, что ему это интересно. Полагаю, у него сейчас дела поважнее.
- А другие? Лейтон? Розенберг? Коу?
- Никто из них за последние часы даже не спускался на первый этаж. Никто из них даже не справлялся о его самочувствии.
- Я думал, они…
- Приятели? – на миг он увидел зубы мисс ван Хольц, мелкие, белые и острые, похожие на зубы лисицы, - Друзья? Близкие люди? Вы еще не поняли, как в этой змеиной яме все устроено? Им плевать на Синклера так же, как плевать вам самому. Думаю, если он умрет, никто из вас этого даже не заметит. Может, чертыхнется мимоходом, и только.
Ее взгляд показался Лэйду мерцающим, незнакомым. А голос чуть более резким, чем обычно. Нет, подумал он, это не просто злость. Это что-то другое. Это… Ах, дьявол.
Лэйд осторожно втянул носом воздух, ища знакомый аромат. И почти тотчас обнаружил его, едва ощущаемый, плотно укрытый миазмами, выделяемыми разлагающейся плотью, мочой и несвежей кровью.
Легкий, слегка горьковатый, смолистый, отдающий спиртом и смолой.
Ну конечно. Уже зная, что искать, его взгляд, точно дрессированная ищейка, в несколько прыжков одолел кабинет и нашел то, что требовалось. Плоский флакон коричневого стекла, небрежно прикрытый какими-то бумагами. Небольшой, унции на две, он был прикрыт недостаточно хорошо, чтобы Лэйд не смог рассмотреть этикетку.
Tinct. Opium.
Он никогда не отличался хорошим знанием латыни, но знакомство с доктором Фарлоу многому научило его в сфере фармацевтики. Тинктура опиум. Лауданум. Надежное средство от мигрени, невралгии, кашля и внутренних болей. Прекрасное болеутоляющее, которое мисс ван Хольц, кажется, предпочла выписать себе вместо своих больных. Настойка опия не подарила ей облегчения, лишь взвинтила, наполнив той самой черной энергией, что теперь клокотала в ней. Лэйд мог лишь посочувствовать ей.
Мисс ван Хольц подошла к столу, чтобы поправить щипцами фитиль керосиновой лампы.
- Бедный Синклер, - произнесла она, водружая обратно стеклянный фонарь, - Глупый самоуверенный мальчишка. Он ведь в самом деле пытался завоевать их расположение. Участвовал во всех их пирушках, не замечая, что над ним откровенно потешаются за глаза, первым предлагал свои услуги, едва речь заходила о проблемах, едва ли не заискивал
