же, милый хозяин мой, пущай нищого к ноци». Говорит Демьян: «Нельзя пустить, старуха не любит» (харкаэт кровью на зень — оберать быдто не может старуха). Ну ён скажет Кузьма: «Прощай, Демьян, и меня на веки, коли не пустишь старика к ноци». Стал Демьян давать ему жалованья — трицять серебреников за трицять лет. Ён жалованья от него не принимаат. Однако сложился Демьян на то пустить старика к ноци. Однако стал старик историю сказать ему про Кузьмину жизь протосветную. И очень божественны слова говорит, как будет ён в царьсвии небесном жить, Кузьма. И ён ночку ночовал, все про Кузьму историю читал. Тут сказал Демьян: «Ай же ты, добрый человек, ночуй для меня ночку». Ён другую ночку ночовал, так про Демьяна историю читал, про будущюю жизь все розсказывал. Опеть же стал ён Демьян же просить для старухи ноцьку ноцёвать: «Ноцюй для старушонка ноцьку». И ён тут стал для старухи историю сказать, как она в ад попадёт, будет место тёмноэ, самогрозное, будет ёна стоять на одной москиньки, плакать буде горько. Тут пошол добрый целовек от Демьяна и от Кузьмы проць и просит Кузьму в гости. Кузьма ему говорит: «Боже мой, Боже мой, нельзя мне, говорит, ночью ити, я в роботниках у Демьяна». Ну просит он, старик, этого Демьяна к сёби в гости: «Пожалуйте, Демьян, ко мне в гости». Отвечаэт Демьян ему: «Гди же ты живёшь?» Ну ён отвичаэт: (Господь живёт под остоком) «Я живу под осточную сторону, иди узким путём, гляди: текёт речка, у этой речки стоит сад берёзовый, а тут и домик мой». Приходит Демьян в госьки к нему (а Кузьма не идёт, в дому оставаэтся), идёт под осточную сторону, приходит к быстрой речьки, к зелёному саду. Тут стоит дом величайший, выходит старик стричать госькя к себе. «Милый ты, Демьян, што же ты Кузьмы не взял в госьки сюда». Свичи горят неугасимыи, йиствушко у них сахарьнеэ. Садил Демьяна за столы дубовыи, дал йиствушко сахарьнеэ; тут Демьян ел и пил, и все тут осталось, ничого не мог скушать, всё тут осталось. День прошол и не видил как прошол в минование ока. Тут стал походить домой Демьян, прощается с ним, он его просит: «Прощай меня, милый человек, ноцюй, говорит, другую ночьку; это ноцёвал на Кузьму, это Кузьмину ноцьку ноцёвал, а ночюй для себя». И то клал в место поплоше (нет ни свичей, там место грубое), и Демьян скучает и насилу провожаат день. Проводил как день и ноць все ровно. И опять прощается он с добрым человеком: «Прощай, добрый человек, я не могу больше жить, иду домой». — «Не скучай, Демьян, — говорит, — ноцюй третью ноць у меня, а я у тебя три ноци ноцёвал, ноцюй для старушонка ноцьку». Однако же ён остался ночевать третью ночку к нему, свёл он его в место тёмное, внизу ад окромешный, поставил на одну москиночку его (Демьяна), москиночка колыблетця, там стон, там крык, шум большой, одва с тоски Демьян не помер. Однако выпустил ён его с кемници, добрый человек: и проводит ён в тую комнату, где ён на себя ноцьку ноцёвал, и однако провел ён в тот покой, гди на Кузьму ноцёвал ноцьку. Сдогодался Демьян, смолится к нему: «Господи, Господи, Боже мой, нельзя ль мни сесветную жисть променять на тосветну?» Он и говорит: «Меняй, говорит, ежель Кузьма с тобой поменяет, так ты меняй». Ну, он пошол домой, простился с ним: «Прощай, добрый человек, увидаю я тебя, али нет?» Ну, приходит домой, просит Кузьму усердно: «Кузьма, променяй своё житьё тосветно на сесветно со мной; у меня ведь есть всякой всячины много», — Демьян хвастает. Кузьма ему говорит: «Ай же ты, Демьяне, я поменяю своей жизью, а только ты ни к чому не приставай, как я буду хозяйсвовать, как будешь роботником, не приставай больше». Стал Кузьма хозяйствовать у него, и он поступил к нему в роботники (Демьян к Кузьмы), и стало ему жить сморзко, худо, и Кузьма роботаат, и ест и пьёт, и их кормит, и ждёт гостей к себи всегда. Дохозяйсвал Кузьма до пиги (ничого не стало у него). Демьян скромно обидуется на него: «Эко ты, Кузьма, до чого дожил, у меня было всякой всяцины множество, а у тебя одна коврига хлеба» (ишь, одна коврига хлеба у Кузьмы). Кузьма говорит: «Еште, пейте, про вас хлеба будя, про меня хоть быдь, хоть нит». Три дня Кузьма хлеба не кушал в рот, всё госькей к себи ожидал. На третий день объявились к нему госьки. Идет гось о двух ногах, о трёх головах, о трёх лицях, зглянул Кузьма в окошко: «Славен Господь объявился ко мни». Принял гостя, садил за стол. Клал краюшку хлеба: «Ешь, милый гость, кушай, дорогой, у меня больше дать нечого». Тут гость наелся, напился, и краюшка не евши прибыла больше, вдвое больше. И потом гость дорогой из дому проць. Пошол Кузьма его провожать и ушол навеки туда с гостем (Христос, вишь, был у него), и оставаэтся Демьяну весь участок свой, и живи хоть хорошо, хоть худо.
119
Христов крестник[72]
Жил-был некакой мущина, была у него жена премилаа, и сбылась она берёмена, и спородила ёна сиби сына и не знае, как звать его по имени. Приходит муж в покой ею, просит ёна мужа: «Муж мой возлюбленный, надо молитва взять, надо бладеньця охрестить». — «Что-то, жона, не живут дити у меня, надо пойти кума искать, кто перво встрету попадёт, того и кумом взять». Ну, он и пошол кума искать. Попадает к нему старик встрету; ён шол с бурачком, прошащий старик. Он говорит: «Жона, нельзя кумом взять, старик-калика встриту попал». — «Пущай же до завтра», — жона скажет. Ну, опеть другой день пришол, ён опеть пошол кума искать. Опеть тот же калика встричу попал, ён опеть возвратился к жены своей. Жона говорит: «Возьми его, всё ровно, одны целовеки». Ен шол, его и позвал: «Поди, старичок, ко мни, не желаашь ли ко мни кумом?» — «Я видь оченно стар, крестник буде млад, а я буду стар. Ну, всё ровно, пущай, я иду». И пошол ён кумом. И нарекали ему имя Иев; ну, потом его окрестили в святого Иёва. Тут стали кормить-поить попа и куму (нашого старика посадили к свому бураку); по-том покормили, попоили, хрёсный отець
