Заведующей кафедрой ничего им не ответил.
Но к ней он обратился достаточно спокойно. Даже мягко.
— Лена, что ты натворила?
— Я…
— На гражданку Белову поступило заявление от гражданки Матросовой…
— А кто это?
— …Татьяны Валерьевны, на основании которого нам придется…
Дальнейших слов она не слышала. Уши заложило от страшного гула.
Лена взбесилась в одну секунду. Забыв о страхе, девушка шагнула навстречу полицейским, уперла руки в бока и возмущенно воскликнула:
— Ах эта сука еще и заявление на меня накатала? И вы сразу же примчались по мою душу? Вот это оперативность! Я польщена!
— То есть, Вы не отрицаете, что напали на гражданку Матросову?
— А чего она ожидала? Что я позволю ей залезть в трусы к моему отцу?
— В таком случае, Вы должны быть готовы ответить перед законом за нанесение гражданке Матросовой тяжких телесных повреждений!
Белова истерически загоготала:
— С каких это пор, клок выдранных волос и пара царапин на шее являются тяжкими телесными повреждениями? Да моя задница пострадала больше от соприкосновения с бетонным полом!
— Боюсь, мы не разделяем Вашего энтузиазма по данному поводу! Гражданка утверждает, что в процессе драки Вы столкнули ее с лестницы. В результате падения она получила большое количество ссадин, сотрясение мозга и перелом руки. А Вы даже скорую помощь вызвать ей не потрудились!
Лена ошеломленно уставилась на полицейского:
— О чем Вы говорите? Я не толкала ее ни с какой…
— Разберемся, гражданочка! Разберемся!
— Не трогайте меня!
— Пройдемте с нами! Либо Вы сделаете это добровольно, либо… в наручниках!
— Чт… что? Нет! Я ничего этого не делала!
«Боже! Боже! Как такое возможно?»
Глаза застилала пелена слез.
Сердце отчаянно громыхало в груди.
Будто издалека она услышала голос Каримова:
— Я еду с ней!
— Вы ее родственник?
— Нет! Но…
— Гражданка Белова является совершеннолетней и не нуждается в сопровождении. К тому же Вы — посторонний человек. А посторонним запрещено раскрывать тайны следствия. Вы не имеете права присутствовать при допросе.
— Ничего не подписывай! — велел Марат Евгеньевич напоследок. — Ничего!
А дальше все было, как в тумане. Лену настойчиво подтолкнули в спину, вынуждая двигаться вперед вместе с ними. Храбрясь из последних сил, она переставляла ноги чисто машинально. Лишь добравшись до полицейского автомобиля она вспомнила, что все ее вещи остались в аудитории.
Включая телефон. Однако вернуться за ними ей уже не позволили.
Грубо запихнули в салон, предварительно посоветовав закрыть рот.
— Я имею право на телефонный звонок! Дайте мне телефон! Я должна позвонить… хотя бы родителям!
— Из отделения позвонишь! — прилетело в ответ.
Вот только и в участке никто не подпустил ее к телефону.
Девушку запихнули в полупустую комнату с решетками на окнах и оставили там на несколько часов. К моменту, когда пришел следователь, Белова успела от волнения сгрызть под корень все свои ногти. Нервы сдали. От бесконечных слез уже болели глаза. Вдобавок ко всему, ей зверски хотелось в туалет.
К счастью, последнее ее желание они все же выполнили. И дали попить.
А потом начались бесконечные допросы.
Раз за разом Лену просили рассказать, как все было.
Потом требовали восстановить хронологию событий в обратном порядке.
Она пыталась. Честно пыталась. Но от страха не могла связать и двух слов.
У нее взяли соскоб из-под ногтей, в надежде найти там частички кожи заявительницы. Белова впала в самую настоящую истерику, осознав, что они их там найдут. Девушка точно заведенная твердила, что не сталкивала Таню с лестницы и понятия не имеет, как такое произошло.
— Может она сама оступилась, а обвиняет теперь меня? — кричала, надрывая связки. Но ей никто не верил. Никто.
Спустя несколько часов изнурительных допросов, следователь ушел.
А ее посадили в… клетку, расположенную напротив будки дежурного.
Именно в клетку, ведь иначе назвать это сооружение язык не поворачивался.
Из мебели там была только деревянная скамейка, прикрученная к стене огромными болтами. Чувствуя себя опустошенной, Лена легла на нее, свернувшись калачиком. Возможно и уснула бы, но к решетке приблизились еще двое сотрудников данного заведения. На нее таращились во все глаза.
— Хорошенькая! — рассуждали они вслух, ни капли не смущаясь. — За что ее?
— Тяжкие телесные!
— Серьезно? Попала, так попала!
Один из них засвистел:
— Слышь, красавица? Хочешь бартер? Ты помогаешь нам — мы тебе!
Стиснув кулаки и зубы, Лена настойчиво молчала.
Но мужчины не унимались. Второй ядовито протянул:
— Ну, как знаешь! В бабской колонии тебя быстро оприходуют! Ты миленькая — будешь главную ублажать!
Ее снова затрясло. Слезы хлынули из глаз.
— Дайте мне позвонить! Я имею право!
— Ты имеешь право заткнуться и не усложнять нам дежурство!
«Боже! Это все происходит не со мной! Не со мной! Не со мной!»
Прошло еще пару часов, показавшихся ей настоящей вечностью.
Но в какой-то момент все изменилось. Будто почувствовав что-то, Лена подскочила на ноги и мертвой хваткой вцепилась в прутья решетки, выглядывая в коридор. Оттуда доносился звук шагов и грубые мужские голоса.
— Отойди от решетки! — велел один из «доброжелателей».
Только она не могла. Ослушалась. Ее сердце рвалось туда. Наружу.
— Я кому сказал? — угрожающе двинулся на нее мужчина.
Однако замер на середине пути. Из-за угла показался…
— Вик! — завопила Лена осипшим голосом. — Вик!
Это и правда был Макаров. Злющий, как дьявол, он несся по коридору в компании Красницкого Александра Борисовича — мэра их города, и седовласого мужчины в полицейском мундире. При виде последних двух, ее недавние мучители вытянулись по струночке и отдали честь. Но девушке было уже не до них. Виктор стоял рядом. Крепко прижимал к себе прямо сквозь железные прутья. Порывисто целовал и успокаивающе поглаживал по спине.
— Все, детка! Все!
— Клянусь, я не толкала ее с лестницы!
— Мы знаем! Знаем! Мы все выяснили. Все уладили. Она сделала это сама!
