перед войной 1859 года) просил максимально деликатно подойти к вопросу дальнейшей судьбы бойцов армии Гарибальди. Военные считали, что добровольцы не могут соответствовать уровню кадровой армии и их необходимо отправить по домам. Кавур же полагал, что каждый, кто проливал кровь за Италию, требует уважения и отдельного рассмотрения. В этой связи предлагалось создать специальную комиссию из военных и высших офицеров армии Гарибальди и рассмотреть дальнейшие перспективы солдат-добровольцев. Бо́льшую часть необходимо, предварительно рассчитавшись, отправить по домам, но из некоторых бойцов можно сформировать подразделения (по типу альпийских стрелков) и включить, как особые части со своим командованием, в регулярную королевскую армию. Лишь малая часть может быть напрямую принята в армейские подразделения. При этом надо было разобраться со званиями, какие Гарибальди присвоил своим солдатам, а также с наградами.
Сардиния, по мнению Кавура, должна была признать некоторые награды и звания армии Гарибальди, а наиболее отличившихся дополнительно поощрить пьемонтскими наградами. Раненые должны рассчитывать на пенсию от государства.
* * *
В то время, когда Кавур в Турине строил планы по инкорпорации Неаполитанского королевства и папских провинций в состав Сардинии, готовился к рассмотрению данного вопроса на сессии парламента и вел дипломатическую борьбу с иностранцами за право реализовать давнюю мечту итальянцев, Гарибальди столкнулся с неизбежными проблемами, какие следуют за быстрыми военными победами и захватом обширных территорий. После виктории при Вольтурно боевые действия в разных частях Неаполитанского королевства продолжались (Мессина, Капуя, Гаэта). Франциск II не собирался складывать оружие и отдавать свое королевство. Король-Бурбон ощущал моральную поддержку великих держав, которые были поражены бесцеремонностью, с какой революционеры и их покровители из Турина (а в глазах некоторых и из Парижа) незаконно захватывали независимое государство. Однако реальной помощи было мало. В октябре 1860 года Наполеон III под давлением католиков, консерваторов и ближайшего окружения анонсировал вооруженную помощь неаполитанскому монарху.
Эйфория первых дней похода «краснорубашечников» постепенно проходила, а социально-экономические проблемы выдвигались на первый план. Неразвитость региона, отсутствие капиталов, падение деловой активности, бедность, нехватка земель, плохие урожаи требовали своего решения. Основная масса населения, крестьяне, была весьма неустойчивой основой для власти. Бедность многих толкала на захват дворянских поместий, что приводило к репрессиям военной администрации Гарибальди и недовольству крестьян. После крушения власти Бурбонов и слома старого государственного аппарата требовалось создавать новые органы управления. На Сицилии и в Неаполе были назначены продиктаторы, на кого легла задача хозяйственного обеспечения функционирования освобожденных территорий.
Тем временем 27 сентября Гарибальди обратился с воззванием к Южной армии и сообщил, что войска Чальдини одержали победу над папской армией, освободили Умбрию и Марке и пересекли неаполитанскую границу. В завершение документа генерал приветствовал армию Сардинского королевства.
В конце сентября Гарибальди предложил пост продиктатора Паллавичино, который считал, что новая единая Италия должна выработать путь развития, отличный от режима Бурбонов и системы, построенной Кавуром. Как говорит Тейер, «Паллавичино свою политику резюмировал для Гарибальди в одно предложение: „Ни кавурианства, ни мадзинизма, мой великий друг, я желаю Италии единой и неделимой под конституционным скипетром Савойского дома“»[522].
Паллавичино был человеком умеренным и не воспринимал крайностей в политике. Он сожалел о неуступчивости Кавура, не желавшего видеть в Гарибальди и его сторонниках реальных политиков, которые стремились (может быть, даже несколько наивно) к трансформации общества, отражавшей желание большинства населения. С другой стороны, он практически сразу вступил в конфликт с Криспи, призывавшим дистанцироваться от политики официального Турина, провести в Неаполе и на Сицилии выборы в ассамблею и на этих основаниях диктовать свою волю в единой Италии.
4 октября Гарибальди из Казерты отправил письмо Виктору Эммануилу II, в котором рассказал о победах при Вольтурно и Капуе, а также поблагодарил за отправку четырех полков регулярной армии в Неаполь и предложил послать войска в Абруцци. В завершение послания диктатор поздравил короля с «блестящими победами, одержанными Вашим храбрым генералом Чальдини», и закончил следующими словами: «Поскольку Ваше Величество находится в Анконе, Вы можете прибыть в Неаполь по суше или по морю. Если по суше, что считаю лучшим вариантом, то в поездке Ваше Величество должно сопровождать хотя бы одно подразделение. Если меня проинформируют вовремя, я двину вперед мое правое крыло, чтобы лично встретить и проводить Вас, выразить мое почтение и получить Ваши распоряжения относительно завершения операций»[523].
Через несколько дней Гарибальди объявил жителям Неаполя, что король скоро будет среди них. «Встретим его достойно, как посланника Провидения, — подчеркивал генерал, — и устелим его путь в знак нашего искупления и привязанности цветами согласия, приятные ему и необходимые Италии. Больше никаких политических различий! Больше никаких партий! Нет больше места вражде! Пусть Италия будет единой… будет вечным символом нашего возрождения, величия и процветания нашей родины!»[524]
В этой связи одним из первых шагов Паллавичино стало письмо в адрес Мадзини, который обосновался в Неаполе, с просьбой покинуть Италию, чтобы не разделять нацию. Отдавая дань патриотизму Мадзини, продиктатор все же считал, что в настоящий момент тому надо пойти на эту жертву и тем самым заслужить признательность соотечественников. Однако Гарибальди не одобрил этот шаг Паллавичино и в своей ставке в Казерте встретился с Мадзини.
7–8 октября 1860 года в правительстве Гарибальди опять жестко столкнулись линии Криспи и Паллавичино. Первый призвал министров пойти по пути властей Сицилии, объявивших, что на острове состоятся выборы в ассамблею. В ответ на это Паллавичино объявил, что 21 октября состоится плебисцит, на котором населению будет предложено ответить на вопрос: «Желаете ли вы единой и неделимой Италии с Виктором Эммануилом, конституционным королем, и его законными потомками?»[525]
При этом продиктатор Неаполя сказал, что проведение плебисцита согласовано с Гарибальди. Продиктатор Сицилии, Мордини, объявивший о выборах в ассамблею 1 ноября, отправил своих представителей в Неаполь, чтобы уговорить Гарибальди отменить проведение плебисцита. Одновременно с этим Мадзини, Криспи, Каттанео и их сторонники обратились к Гарибальди с просьбой присоединиться к Сицилии по вопросу проведения выборов в ассамблею.
В эти дни проявилась нерешительность Гарибальди — качество, которое в самые сложные политические моменты иногда характеризовало поступки этого великого человека. Под давлением политических страстей он не мог твердо обосноваться на каком-либо берегу. Чтобы успокоить все стороны конфликта, генерал 11 октября в Казерте собрал совещание, где Паллавичино обвинил Криспи, что его позиция является вредной для объединения страны. Гарибальди решительно встал на защиту Криспи и, не сдержавшись, предложил продиктатору выбрать самому, уходить или остаться. Паллавичино, уязвленный тем, что генерал-диктатор предпочел Криспи, взял шляпу и ушел.
Новость об отставке Паллавичино всколыхнула Неаполь. Гарибальди, появившийся в столице 13 октября,
