— С одним не хочу мириться. Я не маленькая!
Он с легкостью подскочил на ноги и подхватил меня на руки, как пушинку.
— Ты взял с собой чемодан игрушек? — спросила я, как только Ирий направился в сторону спальни.
— Конечно! Краснел весь персонал в космопорту, кроме меня, когда просвечивали мой багаж. Но вещи разбирать мы будем позже.
Кровать, до невозможности комфортная, пахла оттенками лаванды. Белые простыни нежные, будто шелковые. Мы быстро избавлялись от одежды, грубых джинсов, чтобы зарыться под мягкое одеяло, прижаться друг к другу, зарождая пожар из двух горячих тел.
Я жадно пила его поцелуи, запускала пальцы в его волосы, растрепывала их, прижимала его голову к своей шее, растворяясь в остром наслаждении. Действительно не хотелось сегодня никаких игрушек, не хотелось злить, а лишь чувствовать его как можно теснее и глубже.
Просто хотелось делиться чувствами и купаться в его море чувств.
Правда, спустя час мы все-таки добрались до чемодана. Ирий оставил меня выбирать, что понравится из игрушек, а сам побежал заказывать фрукты и вино.
На дне, под горой из коробок, лежали мотки алой веревки. Я судорожно сглотнула. Охренел?
Решительно я достала ее из чемодана и направилась в гостиную. Где-то должно открываться окно.
— Бесовка, что ты делаешь? — окликнул меня Ирий, когда я дергала механизм на окне.
О, щелкнуло, повеяло прохладой. Я замахнулась, чтобы выкинуть злосчастные веревки, чтобы понял в конце концов, что он не будет меня связывать, гад, но запястье угодило в ловушку — Ирий поймал меня за руку, вывернул ее и захлопнул окно.
Я впилась зубами в его предплечье, выкрутилась из захвата и опрометью бросилась прочь. Сердце подскакивало аж до горла, в попу подгонял страх — догонит, ой, как догонит!
Эпилог. БеатрисаКак забавно, она жила в живописном месте, тоже любила природу. Возле трехэтажного дома ручеек, сад, конюшня. В похожем месте Ирий купил особняк, на веранде я поставила мольберт и каждое утро начинала с ароматного кофе и съедобных красок. Иногда у Ирия не хватало терпения спокойно наблюдать за мной, и он нагло приставал ко мне, после чего мы, вымазанные в красках, любили друг друга прямо на веранде.
Ирий крепче сжал мою руку, вырывая из сладких воспоминаний. Передо мной вновь приборная панель, лобовое стекло. К нашему особняку вернемся через несколько месяцев, и то ненадолго, на время отпуска. А в другое — вечные перелеты, я с камерой, снимаю группу то на репетициях, то на интервью, то в непринужденной обстановке. Поклонники балдеют от таких видео, что показывают будни музыкантов. Я же обожаю снимать.
Вчера здесь, на Новинилике был концерт, а сегодня мы сидели в машине перед домом моей матери.
И так второй раз за год.
Нет, во мне не хватало смелости ворваться в ее жизнь. Не было сил пережить отказ.
Ирий говорил, что поддержит при любом итоге. И что я снова буду жалеть, если не увижусь с ней. Тур в этот раз больше, чем в прошлый, закончится нескоро, и шанс слетать на Новинилик выпадет неизвестно когда.
Он прав, я буду жалеть. Только это не придавало решимости. Я скупой улыбкой благодарила Ирия за то, что держал мою руку в своей и не злился, ждал вместе со мной, когда я все-таки отважусь.
Ворота открылись, и на дорогу выехала белая машина, с женщиной за рулем.
— Едем следом? — спросил Ирий. Я кивнула, проглотив язык. Вела автомобиль моя родная мать, без сомнений. Очень похожа на маму Джемму в молодости — ее старые фото я видела.
Новинилик сохранял традиции — здесь жили не спеша, любуясь окружающим миром. Машины ездили с максимальной скоростью сто километров в час, и не летали в небе, чтобы не портить вид на облака, которые здесь похожи на милых барашек.
Мы полчаса тащились до ресторана, где, как оказалось, моя мама была хозяйкой. В помещении с резными орнаментами пустовало много столиков — мы попали во время, когда завтрак закончился, а до ланча еще далеко.
Домашний уют проникал теплом под кожу. Моя мама, кареглазая брюнетка, подходила ко всем гостям и приветствовала в своем ресторане. На Калинидиксе на нее бы косились, а здесь с радостью разговаривали.
Подошла она и к нам. Что-то с улыбкой произнесла на местном наречии, но я ни черта не поняла, язык не шевелился.
— Ваша девичья фамилия Гилмур? — спросил Ирий на калинидицком, и мама побледнела.
— Кто… кто вы такие? — заикалась она. Я больше не в силах смотреть на нее, уставилась на деревянный стол, сглатывая слезы.
— Меня зовут Ирий Нордли, я молодой человек вашей дочери. Она пришла поговорить. Вашему семейному разговору мешать не буду, поэтому подожду в машине.
Стыдно до изжоги оттого, что не смогла сама завязать разговор. Страх просто парализовал. Ирий коротко сжал мою руку, перед тем как уйти. Он думает обо мне, волнуется, верит. Утешит, если разрыдаюсь.
Я как-то расслабилась рядом с ним. Не нужно терять прежнюю себя.
Мама опустилась на стул рядом, я с усилием принялась тереть глаза рукавом.
— Беатриса?.. — спросила она еле слышно и коснулась рукой моего предплечья.
Меня словно дернуло током. Нахмурившись, я убрала рукав от лица и уставилась в карие глаза, в которых застыли невыплаканные слезы. Я неопределенно промычала в ответ, шмыгнув носом.
— Боже, как ты выросла…
Вот-вот я держалась, чувствуя внутри крепкий стержень. А в следующую секунду стержень превратился в желе, и я неприлично громко разрыдалась. Мама притулила меня к груди, и в нос пробился какой-то давно забытый сладковатый запах.
— Ну, ну, Триша, пойдем отсюда, в мой кабинет.
Ноги плохо слушались, но я собралась с духом по дороге на второй этаж. Поговорить, поговорить я хотела, а не распускать сопли.
Правда, в кабинете, на мягком диване меня снова развезло. Я дрожащими руками подносила чашку чая, сглатывая соленую вязкую воду, что стекала по горлу. Мама держалась лучше? Не знаю, она отвернулась у шкафа и по движениям похоже, закинула в рот какую-то таблетку, когда заварила чай.
— Я не думала, что ты захочешь меня видеть… — начала она. Я прочистила горло и произнесла надтреснутым голосом:
— Почему я тебя никогда не видела? Ты уехала учиться и не вернулась.
— Меня выгнали. Твоя бабушка уже рассказала, что считала меня позорищем? — она захлопнула дверцы шкафа и подошла к дивану. — Я не имела права возвращаться в семью. Что я могла в пятнадцать? Усердно училась, надеялась, что гнев родителей остынет. Но когда я, получив диплом, собралась домой, отец пригрозил, что убьет меня и закопает, если ступлю на порог. Мама доказывала, что я шлюха и ничтожество, и нечего Трише меня знать.
