Сложно сказать наверняка.
Сторожевые башни уцелели — все, кроме одной, принявшей удар на себя. Без умолку звенели огромные башенные колокола, гулко возвещая тревогу, разливая в сгущавшуюся ночь тягучие медные ноты. От края до края небо было расколото щемящим, до странного волнующим звоном, который заглушал даже электрический визг сирен.
Этот звон неожиданно пронзил ювелиру сердце. Словно зов о помощи, словно лезвие, без жалости обрывающее жизнь, оборвал он обретенное было душевное спокойствие.
Умом Серафим понимал, что накручивает сам себя. Беспокоиться не о чем: Ледум почти не пострадал при атаке. Исполинская тысячеглавая гидра, город лишился каких-то пары-тройки голов и не был склонен драматизировать потери.
Тем временем вокруг творилось невообразимое: закружившаяся на пороге лета метель понемногу съедала формы, скрадывала расстояния. Повалил густой снег, бессовестно стирая яркие закатные краски — отныне в мире существовал только белый цвет. Большие хлопья летели прямо во тьму, словно белые письма признаний, что никогда не будут прочитаны.
Колкий, пронизывающий до костей ветер ворохом листьев разметал привычную реальность, на своих невесомых крылах неся тяжкий груз перемен. Длинный, по-зимнему холодный вечер заканчивался, последние всполохи света понемногу меркли — время тьмы пришло. Наконец, в мгновение ока наступила ночь, и мир окончательно потерял цвет.
Мир умирал, чтобы в муках родиться вновь.
— …Кристофер полагает, что овладел Ледумом, — в который уже раз негромко проговорил лорд Эдвард, обращаясь, по-видимому, исключительно к самому себе, так что Себастьян перестал уже особенно вслушиваться в странные, чуть путаные речи заклинателя. Из-за слабости тот был непривычно рассеян и мало похож на себя. Интересно, сколько времени потребуется выносливому телу стража, чтобы оправиться от ментального истощения и снова набраться сил? Физических и, конечно, недюжинных магических сил, какими он обладает.
Сильф не слишком долго задумывался над этим: внимание его занимали волшебные звери Виросы, с первой минуты признавшие в наемнике своего, чего не делал, наверное, никто и никогда прежде. Изящные кельпи уносили их прочь из Ледума. Пусть в неизвестность, пусть в молоко этой страшной ночи, зато оставляя позади и чертов северный город, и безжалостный северный ветер, дующий им в лицо.
…Едва они выбрались наружу и в конце концов остались наедине, лорд Эдвард дал неожиданное распоряжение относительно конечной цели пути: маг велел направляться в ближайшую крепость Инквизиции к северу от Ледума.
— Лорд-защитник изволит шутить? — хмуро поинтересовался ювелир, тем не менее разворачивая лошадок в затребованном направлении. Закрепленные на колесах лезвия с хищным свистом срезали под корень всю попадавшуюся на пути подозрительную растительность. — Желаете увидеть, как вашего проводника без суда и следствия сожгут на костре?
Беловолосый покачал головой.
— Если я потеряю сознание, — просто сказал он, — назови моё имя и скажи, что лорд Ледума хочет встретиться с Великим инквизитором. Обещаю, услышав это, они не тронут тебя…
Серафим не оборачивался, не желая смотреть назад. Прошлого не существовало — он был освобожден от него. Прошлое исчезло, погребенное новым пониманием, новой способностью отпускать, отпускать даже самое дорогое.
Будущего не существовало также, а потому ювелир беззаботно не задумывался и о том, какую злую шутку на сей раз сыграло с ним его милосердие. Всерьез довериться белому демону — помилуйте, не сошел ли он с ума?
Но, в конце концов, возможно ли предугадать и тем более нести бремя ответственности за поступки и выборы других? Достаточно того, что он отвечает за себя — так ли важно, как поступают они? Так ли это важно, когда сам он наконец свободен от надежд и страхов, от клятв и обязательств, и, самое главное, — от проклятого небесами Ледума, города греха, в который не вернется, не вернется больше никогда.
Душа наемника жаждала одного: последнего искупления и — покоя.
— Кристофер полагает, что овладел Ледумом, — вновь в задумчивости повторил правитель, до приторности смакуя всецело занимавшую его мысль, бесконечно пробуя на вкус эту набившую оскомину, невозможную еще сегодня утром фразу. Похоже, случившееся всё-таки здорово задело беловолосого за живое. — В действительности же дело обстоит ровно наоборот. Ледум живет своею собственной жизнью и имеет власть над душами. Здешний воздух, вода, лабиринты улиц — всё губительно для рассудка, всё разрушает волю и заставляет видеть сны… чужие, несбыточные сны о чем-то большем… видеть реальность в ином свете. Незаметно для себя, исподволь Кристофер подпал под тлетворное обаяние города и утратил здравый смысл: он возомнил, что понял всё о городе и знает, что ему нужно. Но поверить городу — всё равно, что взять в проводники блуждающие болотные огни. Он пойман. Ледум вошел в его вены, отравил и без того больную кровь. Черт побери, этот город может простить всякую подлость, какую угодно блажь… всё, кроме любви к нему. Город требует жертв: почувствовав слабость, он сожрет любого. Таково лицо Ледума без прикрас.
Себастьян машинально поправил упавшую на глаза рыжую прядь и молча выпрямился с поводьями в руке. Что уж там, даже без прикрас Ледум был чертовски притягателен.
Северный город красив, кто ж не знает этого. Так бывает красив клинок, неотразимо бьющий в сердце.
Многие любят Ледум. Ледум не любят многие. Причина этого, в сущности, одна и та же. И само это чувство, взятое по модулю, также равно само себе.
Увидит ли лорд-защитник свой заветный город вновь, вот в чем вопрос.
Заблудится ли когда-нибудь в серых покрывалах густых туманов, изысканно расшитых каплями измороси, напьется ли однажды отравленной влагой дождей, столь надоедливых, столь бесстыже частых, что хочется отрастить жабры?
Каковы шансы противостоять этому авторитетному, этому безапелляционному — никогда?
И стоит ли. Может быть, наоборот — он стал наконец… свободен? Может быть, это милосердный шанс на побег, что был давно замыслен, на новую жизнь? Шанс побороть навязчивую одержимость?
Видит Изначальный, Ледум никогда не выпускает жертв: у этого города не улицы, а клешни.
А он всё дразнит, всё манит, уже издалека — город, которому никогда не доверяешь до конца, и, видимо, совершенно не зря. Город всех свобод и всех пороков, носящий тысячу личин, ни одну из которых так и не удалось сорвать. Сильф бывал в этом городе множество раз — и не знал его, совсем не знал. Сколько же нужно времени, чтобы получить от Ледума всё? Чтобы насытиться, наполниться им до краев, чтобы начало уже воротить с души?
Город с двойным дном, высокими башнями умудрившийся прорасти насквозь, крепко, как хищный сорняк, что получится вырвать только с мясом. Алмаз Севера, венчающий корону человеческой конфедерации — невозможно выжечь его из сердца без следа.
Так или иначе, этот город отныне заповедан.
