…ведь зло переживает
Людей, добро же погребают с ними.
Они прошли в капеллу, где были похоронены Елизавета, Мария и Яков, затем мимо трона Эдуарда I, гробниц Генриха V и Ричарда II и оказались в Уголке поэтов. Рон Хейзелхерст ждал их под памятной доской Шарля де Сен-Дени, маркиза Сент-Эвремона.
Он улыбнулся, и они пожали друг другу руки. Некоторое время все говорили о насущных планах, о том, как долго гости собираются пробыть в Лондоне, о намерении Томаса проводить Куми на холм Белой Лошади.
— На четыре дня программа просто непомерно обширная, — заметила Куми. — Но Том твердо стоит на своем. Он должен показать мне все.
Ничего не сказав, Найт лишь улыбнулся и пожал плечами, однако в душе он понимал, что ему необходимо поделиться с Куми всем, иначе это станет каким-то не совсем реальным.
— Ну а вы как? — без предисловий спросил служитель у Куми, и его лицо стало серьезным, сосредоточенным. — Если вопрос чересчур личный, не отвечайте, но у меня такое ощущение, будто я уже давно вас знаю, и мне это очень важно.
Куми опешила от неожиданности, но ничуть не обиделась. Томас поспешно отвел взгляд.
— Операция прошла хорошо, — сказана Куми. — Я только что закончила курс облучения. Хочется надеяться, что удастся обойтись без химиотерапии. Ну а затем… будем ждать. Предстоит еще много обследований, но пока что все хорошо, хотя я и устала.
— Это действительно замечательно, — кивнул Хейзелхерст. — Даже очень. Я в этом ничего не смыслю — не имею в виду науку, хотя это также верно, говорю о космосе, о Боге. Я буду благодарить Господа за ваше выздоровление и молиться о том, чтобы все беды наконец ушли.
Кивнув, Куми улыбнулась, хотя ее глаза внезапно затуманились слезами и она лишилась дара речи.
— Что ж, наверное, вам нужно пройти в собор, — продолжал служитель. — Сомневаюсь, чтобы все скамьи оказались заняты, но все же мало ли что может случиться. Время от времени на вечернюю службу приводят группу школьников, потому что им не нужно платить за вход, и вдруг оказывается, что приходится стоять.
Он указал на центральную часть нефа — с одной стороны хоры, алтарь с гробницей Эдуарда Исповедника — с другой, а над ними массивный сводчатый потолок, как это было и тысячу лет назад.
Заиграл орган, и Томас подумал об этих странных убийцах — полиции так и не удалось выйти на их след, — которые называли друг друга мистером Барнабюсом и мистером Уоттлингом, и о той искаженной цитате, которую они выдали ему на прощание:
«Крылатая колесница времени… никого не ждет».
Истинная правда.
Практически сразу же появились священник, чтец и хор. Служба началась. Хор состоял из шести человек, ему подыгрывал орган. Музыка была прекрасная, певучая, завораживающая, и Томас со страхом поймал себя на том, что готов расплакаться.
Почему? Он не находил ответа. Это ведь была только музыка. Как теперь это происходило постоянно, у него в голове снова прозвучал Шекспир, на этот раз слова герцога Орсино, которыми начинается «Двенадцатая ночь»…
Коль, музыка, ты — пища для любви,
Играйте громче, насыщайте душу!
Тогда, насытившись, желанье звуков
От полноты зачахнет и умрет.
Еще раз тот напев! Он словно замер!
Он обольстил мой слух, как ветер юга,
Что, вея над фиалковой грядой,
Нам в душу входит сладким ароматом.[68]
Томас вспомнил постановку, которую смотрел вместе с Тейлором Брэдли в Стратфорде. Она тогда тронула их обоих. Они обсуждали меланхолию и горечь утраты. Теперь он понял, почему ему так больно слушать музыку.
Потому что все это закончится, увянет и умрет, пожираемое временем, смертью. Всему приходит конец. Какой бы большой срок ни был тебе отведен, он все равно слишком маленький для того, чтобы строить планы на вечность.
Взяв руку жены, Томас стиснул ее с такой силой, что Куми оглянулась на него и шепотом спросила:
— Все хорошо?
Найт истово закивал, чтобы не говорить ни слова. Служба завершилась. Они щурясь вышли в вечерний свет. Куми обвила руками его шею, и ему на ум пришла только еще одна строчка из Шекспира, слова, которые произносит никчемный неверный муж в тот момент, когда получает обратно жену, которую не заслуживает:
«Пока я жив — как плод на дереве, держись на мне».[69]
Посмотрев на него, Куми улыбнулась своей фирменной отрешенной и в то же время понимающей улыбкой, а потом заявила:
— Если ты не начнешь употреблять свои слова вместо чьих-то чужих, то я подам на развод. Пока ты ищешь какие-то собственные мысли, постарайся стереть с лица это глупое, трагическое выражение.
— Я просто подумал, сколько времени у нас осталось, даже если все будет хорошо, — пробормотал Томас. — У тебя. Я имел в виду твое здоровье. Просто я никак не могу избавиться от мысли, что жизнь так коротка и…
— Да, — остановила его Куми. — Это так. Что бы ни произошло. А ты завтра можешь попасть под автобус. Так что давай не будем терять время в ожидании того, когда все станет еще хуже. Договорились?
Томас посмотрел ей в глаза. Лицо Куми было обрамлено огромным силуэтом собора, камни которого пустили корни во времени.
— Договорились, — кивнул он.
— Вот и хорошо, — произнесла Куми. — А теперь скажи, где здесь можно раздобыть бокал шампанского.
Слова благодарности и история написания книги
Разумеется, это художественное произведение, и все действующие лица являются вымышленными. Однако сюжет в значительной степени опирается на факты, поэтому позвольте прояснить, что правда, а что нет. Шекспир был уроженцем Стратфорда и писал стихи и пьесы. Как и Томас, я терпеть не могу версии, оспаривающие его авторство. Одна из созданных им вещей называлась «Бесплодные усилия любви». Свидетельства существования «Плодотворных усилий любви» таковы, как это представлено в книге. Лично я верю в то, что пьеса существовала и что это не второе название какой-то другой комедии, скажем «Двенадцатой ночи» или «Укрощения строптивой». До нас эта работа не дошла, но, возможно, она до сих пор где-то хранится.
Перемещения сохранившегося экземпляра пьесы являются вымышленными, хотя Шарль де Сен-Дени, маркиз Сент-Эвремон — вполне реальный человек. За исключением его связи с «Плодотворными усилиями любви», все, что я о нем написал, соответствует истине. Действительно существует шампанское «Сент-Эвремон», которое продается под торговой маркой «Таттинже», и хотя компанию «Демье» я выдумал, ее подвалы описаны под впечатлением других, принадлежащих различным домам в Эперне. Разумеется, «Таттинже» является уважаемым производителем шампанского и ни за что не станет заниматься неблаговидными делами, которые я приписал компании «Демье».
