— Я собирался отправиться восвояси, — говорил между тем маркиз, — но теперь решил повременить. Ума не приложу,
Как объяснить то, что здесь происходит. Я когда-ни-будь говорил тебе, мой мальчик, что ненавижу тайны?
— Как я понимаю, отец, существуют две возможности Первая: кто-то подстроил ловушку, чтобы избавиться от Фрэнсис. Вторая: чтобы избавиться от Летуна Дэви, поскольку сегодня утром она должна была выехать не на Тамерлане, а на нем.
— Я поговорил с Белвисом, мой мальчик. Выходит, только быстрая реакция Фрэнсис избавила лошадь от более серьезной раны. Если бы Тамерлан повредил несколько ног сразу, его пришлось бы пристрелить. Белвис считает, что лошадь впоследствии не будет даже хромать, но для скачек в Нью-маркете будет на этот раз непригодна.
— Понятия не имею, зачем кому бы то ни было вредить Фрэнсис, — сказал Хок, не слушая. — Что касается Летуна Дэви, это вполне возможно. Правда, остается вопрос: кто?
— Его дебют на прошлой неделе был великолепен. Он должен был приобрести немало недоброжелателей.
— Да уж, многие потеряли деньги благодаря ему.
— Если выходка с бороной была направлена против Дэви, то напрашивается мысль, что это дело рук кого-то из Десбо-ро-Холла. Действовал человек, хорошо знакомый с привычками Фрэнсис.
— Подлый мерзавец! — прорычал Хок, опустошив еще одну рюмку бренди.
— Кто бы он ни был, он всего лишь мелкая сошка. Вряд ли джентльмен сам стал бы таскать на горбу ржавую борону. Остается выяснить, кто же заплатил нашей мелкой сошке за ее черное дело.
Хок решил, что наступило время раскрыть карты.
— Вполне возможно, отец, что Невил умер насильственной смертью, — сказал он быстро, чтобы не передумать.
— О! — вырвалось у маркиза. Несколько минут прошло в полной тишине, потом он приказал голосом, мало похожим на его обычный мягкий тон:
— Расскажи мне все, Хок!
Вместо ответа тот протянул ему письмо Амалии.
Что ж, — заметил маркиз, закончив читать, — эта Амалия — женщина благородная. Твою безопасность она принимает близко к сердцу. Однако ее собственная безопасность под угрозой, если то, что она пишет, чистая правда.
— Не волнуйся, я позаботился о ее безопасности. Сразу по получении письма я отправил ей пятьсот фунтов и приказ немедленно покинуть Лондон.
— До сих пор я не находил в себе сил, чтобы сказать тебе, как твой брат был жаден до денег, как не стеснялся в средствах, чтобы их добыть! Почему, почему я не принял мер по этому поводу? Старый осел, вот кто я!
— Не хватало еще, чтобы ты перекладывал вину с больной головы на здоровую! Невил был в здравом рассудке, когда выбирал жизненную дорогу. Интересно, что он такого совершил, за что его убили?
— Если за всем этим стоит лорд Демпси, — задумчиво сказал маркиз после недолгого размышления, — это означает, что дело было каким-то образом связано со скачками. А там, где скачки, там и Эдмонд. Помнишь, я сказал тебе, что именно он принес мне известие о гибели Невила?
Хок витиевато выругался, хотя обычно ограничивался проклятиями.
— Знаю, о чем ты думаешь, мой мальчик. О Беатрисе.
— Мне вдруг стало интересно, сам ли Эдмонд придумал купить у меня лошадей или его толкнула на это Беатриса. Если сам, действовать будет гораздо легче.
— Я бы на твоем месте сразу не списывал Беатрису со счетов.
Отец и сын в молчании посмотрели друг на друга. Хок поставил на столик недопитую рюмку.
— Я должен немедленно поговорить с Белвисом! Лошадей придется охранять днем и ночью, особенно Летуна Дэви.
Он вышел, не придав значения тому, что письмо Амалии осталось в руках отца. Он даже не вспоминал о нем до тех пор, пока в этот вечер не поднялся в спальню Фрэнсис, чтобы составить ей компанию за ужином.
— Вижу, тебе лучше, дорогая! Ты снова похожа на рыцаря в доспехах, выискивающего дракона посолиднее.
— Далеко ходить не надо! — отрезала Фрэнсис. — Дракон — и преглупый! — обитает вон за той дверью!
— А вот и ужин! — воскликнул Хок с преувеличенным оживлением, принимая из рук миссис Дженкинс легкий столик для завтраков в постели. — Какой упоительный аромат!
— Любимые блюда ее светлости! — объявила экономка, сияя при виде того, как он по очереди заглядывает под крышки судков.
— А теперь давай обсудим, что беспокоит тебя, кроме боли в плече, — сказал Хок резко, едва дождавшись, пока миссис Дженкинс покинет спальню.
— Вот это! — Фрэнсис выхватила из-под подушки письмо Амалии и ткнула ему в лицо.
— Вот дьявольщина! Отец, как обычно, действует за моей спиной. Будь он помоложе, я вызвал бы его на дуэль.
— Как ты мог утаить это от меня? Кто я, по-твоему? Трепетная дамочка, чьи деликатные чувства нужно беречь от малейшего потрясения? В таком случае, Хок, ты не заслуживаешь хорошего отношения! Я не желаю, чтобы от меня скрывали вещи настолько важные!
— У нас серьезные неприятности, Фрэнсис, — сказал Хок со вздохом, присаживаясь на край постели.
Она по привычке приготовилась к долгим препирательствам и при виде такой полной капитуляции не нашлась что сказать. В красивых темных глазах мужа чувствовалось нешуточное беспокойство. Фрэнсис смягчилась, заметила это и снова взъерошила перышки. Не бывать тому, чтобы она размякла!
— И впредь даже не пытайся держать меня в неведении, Хок!
— Не буду. Я упустил такую возможность. А теперь ешь свой ужин, дорогая.
Он положил себе на тарелку немного жареного картофеля и начал задумчиво жевать.
— Интересно, почему все так пересолено? — спросил он рассеянно.
— Только не бисквит с ромом. Странно, а я бы еще подсолила…
— Плечо сильно болит?
— Почти совсем не болит, только противно ноет. А насчет синяков ты был прав. Плечо похоже на палитру сумасшедшего художника: синее, фиолетовое и местами даже желто-зеленое.
Та же гамма цветов, что и у чепчиков, которые ты поначалу носила, — сказал Хок и многозначительно приподнял бровь. — После ужина у меня будет возможность сравнить, так ли это.
— Если ты надеешься соблазнить меня, лучше сразу выброси эту идею из головы.
— Ну что ты, дорогая, как можно! Я отношусь к твоему телу бережно, забочусь о его здоровье… хотя, должен признаться, некоторые его части вызывают у меня более живой интерес, чем все остальные.
— Хм… могу тебя понять. Например, у тебя есть одно местечко на пояснице, над са-амым началом впадинки… — мстительно протянула Фрэнсис.
Усмешка Хока померкла, глаза затуманились. Он почти почувствовал ее губы, движущиеся по спине сверху вниз.
— Твоя взяла, Фрэнсис.
— Еще мне нравится шерстка на твоих ногах. Она такая… такая ровная, мягкая, кудрявая… словом, волнующая.
