Книга Чеченский бумеранг - Николай Иванов

Павел Сергеевич готовился к приему гостей.

На кресло, предназначенное для Зарембы, набросил бархатистое покрывало, после чего с великой предосторожностью раскрыл дипломат. Завернутая в газету пробирка целехонько заблестела стеклом и прозрачным раствором, в нее заточенном.

– Теперь можно и на свободу, – успокоив себя, пробирку и раствор, сообщил всем троим о начале операции Павел Сергеевич. Все же не каждый день приходилось вскрывать подобные капсулы.

Без цвета и запаха, на вид – водичку, аккуратно вылил на бархат жидкость. Отныне у человека, севшего на кресло, через пять дней появятся язвы и задница начнет отпадать кусками. И нет защиты от непонятной болезни, и никто не распознает причины. Если только не полезет в базу данных ГРУ или ФСБ, в чьих недрах было разработано данное «лекарство», предназначенное для приведения за границей приговоров изменникам Родины.

Заремба не изменник, но – враг. И опасный. А потому его участь предрешена.

От калитки робко тявкнул звоночек. Вениамин Витальевич. Заходи, дорогой. Трещины замазывать ты мастак, а вот траншеи рыть бессилен. А время потребовало глубокой вспашки.

– С вашего позволения, – гость долго тер подошвы о сетку у входа, хотя знал, что придется снимать туфли. – Я не опоздал.

– Не опоздал. Садись пока здесь, – указал на стул около обеденного стола. – Потом поднимешься на второй этаж.

– Конечно, конечно, – закивал Вениамин Витальевич. Уж ему-то более всего не хотелось попадаться на глаза журналисту и Зарембе.

Заремба не знал, как он убьет Павла Сергеевича. Но то, что из дома он выйдет один – это подразумевалось безоговорочно.

Ясно, что Павел Сергеевич не тот человек, который впустит врага в дом без ловушки. Будут и заряженные пистолеты под рукой, и отравленные напитки, и подмога на втором этаже. Но ежели хоть на секунду хозяин дачи окажется в зоне досягаемости, она станет для него последней.

«Долина нищих», несмотря на приближающийся вечер, о сне пока не помышляла. Машины из Москвы только-только начинали, как коровы в деревне, отыскивать свои дворы, тыкаться мордами в закрытые ворота. Им тут же открывали створки, запуская внутрь, и вечерняя дойка, закладка корма, чистка ясель – все вершилось без посторонних глаз. Высоки, глухи заборы у слуг народа.

Недалеко от конечного пункта Зарембу обогнал очередной джип. В другой раз и в ином месте подполковник не обратил бы на него внимания, но сегодня он шел на схватку с врагом и обязан был замечать все детали. Поэтому не мог не отметить, что машина движется по кирпичному коридору медленнее, чем позволяли ее мощь и скорость. Она словно высматривала местечко, где укромнее остановиться. И когда Заремба сам определил его у заросшего кустарником стыка двух дач, а джип прижался именно там, насторожился.

Но на случай, если кто наблюдает за ним, походки не изменил.

Из джипа показалась нога в коричневых мокасинах, но тут же спряталась обратно. Наверняка решили подождать, когда пройдет случайный прохожий. Только когда это разведка проходила мимо, оставляя за спиной непонятное? Давайте знакомиться.

Заремба постучал в дверь с тонированным окошком, дернул ручку:

– Извините. Не подскажете, где тут дача Туманова? Из Центробанка.

Центробанк – это хорошо, в «Долине нищих» это в точку. А ты, Василий, прости за эксплуатацию фамилии. Просто первым пришел на память.

Дверца открылась лишь на щель, лишь на то, чтобы ответить отказом, но Зарембе ее хватило, чтобы распознать внутри чеченцев.

– Извините, – продолжал строить из себя вежливого и заблудившегося. Достал листок со схемой, повертел его, сверяя с местностью. Пожал плечами и побрел дальше.

Чеченцы внимательно наблюдали за путником, стараясь предугадать, насколько случайна встреча. Но прохожий спокойно миновал дачу Павла Сергеевича и скрылся за очередным поворотом.

Асланбек оглядел друзей, те кивнули. Из джипа вышли втроем, поправили примятые костюмы. Водитель принялся разворачиваться на узенькой дорожке, а троица спешно, поставив Асланбека в центр, направилась к нужным узорным воротам. По мере приближения к цели правые руки ушли к поясу, под полы пиджаков. Эсперанто, международный жест киллеров, готовящихся к стрельбе на поражение.

Калитка оказалась запертой, но на звонок отворилась мгновенно, словно гостей ждали.

Ждали, да не тех.

– Вениамин, – закричал Павел Сергеевич, когда увидел в окно, кого впустил во двор.

Не дожидаясь подмоги, бросился к дверям – закрыться, забаррикадироваться, вызвать милицию. Посмотри на него сейчас кто-либо из сослуживцев, подивился бы неимоверно: уходя от Павла Сергеевича, власть унесла с собой монументальность, достоинство, гордость, вскрыв сущность тех, кто казался святее святого. И памятник на поверку оказался не бронзовый, а гипсовый…

– Вениамин, – продолжал звать на помощь. Да только какой клоп вылезет из щели, если в голосе зовущего страх и отчаяние.

Дверь распахнулась прежде, чем Павел Сергеевич добежал до задвижки. Он предполагал, что может увидеть и куда следует смотреть, и не ошибся: пистолет Макарова, точная копия лежавшего в тумбочке и о котором в страхе совершенно забылось, был направлен ему в глаза. Единственное, что успел почувствовать Павел Сергеевич перед ударом ногой в грудь, это нестерпимый жар внутри и свое липкое от пота тело. В следующее мгновение он уже летел в сторону кресла, и мозг отметил только одно: туда нельзя. Спортом особо никогда не занимался, кульбиты на батуте не вертел, а тут сумел упасть на пол, не долетая до бархатного покрывала.

В этот момент вошел Асланбек. Следовавший за ним еще один охранник бросился по винтовой лесенке на второй этаж, и там послышались крики, шум борьбы. Но борьбы податливой, и Асланбека не встревожили раздававшиеся сверху звуки. Он подошел к Павлу Сергеевичу, и когда тот попытался привстать, надавил стволом пистолета в лоб. Вытащил из кармана свернутую бумажку, фокусником взмахнул перед лицом жертвы, заставляя ее раскрыться на нужной подписи. Ксерокопия договора от «зеленых». – Ты зря это сделал.

Павел Сергеевич охотно закивал, соглашаясь, но разговор прервал Вениамин Витальевич, кубарем скатившийся по лестнице. Пнувший его ногой чеченец проворно сбежал следом, приподнял толстяка с пола и толкнул на кресло с бархатным покрывалом. Павел Сергеевич прикрыл глаза, словно яд мог действовать мгновенно, но эмоции сдержал. Требовалось думать о себе.