– Мне туда не дойти, – сказала Тарсус, обращаясь к Норту. Ей было уже трудно говорить, но тон ее по-прежнему оставался спокойным и деловым. – Вам нужно записать мой голос. Не знаю, поможет ли это, но попытаться стоит.
Опираясь о стену, доктор Тарсус сползала вниз, пока не оказалась сидящей на полу. Она сидела совсем по-девчоночьи, вывернув колени внутрь. Я села рядом и взяла ее за руку. Норт возился со своим айфоном.
– Мама гордилась бы тобой, Аврора. – Доктор Тарсус говорила медленно. Ее грудь тяжело вздымалась от напряжения. – Обещай мне… обещай… когда уйдешь, никогда не оглядываться назад. Никогда.
Я хотела сказать: «Обещаю», но у меня вырвались совсем другие слова:
– Я люблю вас.
Доктор Тарсус коснулась моего колена.
– И я люблю тебя, – прошептала она, слабо улыбнувшись.
– Я готов к записи, – тихо сказал Норт.
Его палец застыл над кнопкой записи. Меня удивил его голос. Мне показалось, что и у него комок в горле. Доктор Тарсус кивнула. Норт включил запись.
– Свободное падение, – хрипло произнесла Тарсус, делая паузу между словами. У нее закрылись глаза, но она тряхнула головой, открыв их снова. – Попробую еще… – Она закашлялась, потом хрипло втянула воздух. – Свободное… Падение.
У меня зашлось сердце. Я почти ничего не смыслила в устройствах звукозаписи, но понимала, что распознаватель может не узнать голоса доктора Тарсус. Или принять ее за другого человека и включить сигнал тревоги. «Ну еще раз», – мысленно умоляла я ее. Она еще дышала, но с сильным хрипом.
Я взяла ее руку. Сжала пальцы. Ее губы беззвучно прошептали: «Идите». Удивительно, что и сейчас эти неслышимые вибрации несли в себе приказ. Мы обе знали: другого выбора у меня нет. Я наклонилась и поцеловала Тарсус в щеку. Я уже не могла удерживать слезы, и они капали ей на лицо.
– Спасибо вам, Пери Уивер, – прошептала я. – За всё.
Она улыбнулась. В пламени факела на лбу у доктора Тарсус блестели капельки пота. Еще через мгновение ее щеки опали. Жизнь покинула тело.
До каменной двери мы с Нортом шли молча.
Я нашла выступ, нажала на него. Фрагмент стены отодвинулся. Перед нами была стеклянная стена, знакомая мне по практикуму. Норт загасил факел.
– Пальцами не дотрагивайся, – предупредил он, щурясь от яркого люминесцентного света. – Отпечатки останутся.
Я кивнула и коснулась стекла костяшкой большого пальца. На экране снова появилась таблица из двенадцати ячеек. Но первые четыре цифры были другими.
Готовясь к прохождению цифрового пароля, я выписала себе на левую руку первые пятьдесят чисел в ряду Фибоначчи. Норт предположил, что здесь обозначено число 10946 – двадцать третье в ряду. Следовательно, нужно было ввести последнюю цифру этого числа, все цифры двадцать четвертого числа и две первые – двадцать пятого. Я быстро их ввела: 6, 1, 7, 7, 1, 1, 2, 8.
Едва я набрала восьмерку, стеклянная дверь отодвинулась. В лицо ударила струя теплого воздуха. Все было как у меня в кабинке во время практикума. Мы с Нортом вошли в тесное помещение. Через несколько секунд стеклянная стена и фрагмент каменной вернулись на свои места. Достав айфон, Норт подошел к встроенному микрофону.
– Думаешь, сработает? – спросила я.
– Возможно.
Похоже, Норт сам сомневался. Он попробовал первую запись. Я уже знала, что дверь не откроется, и стандартные слова «Доступ запрещен» лишь подтвердили мою догадку. Если бы запись происходила не в моем присутствии, я бы не узнала голоса доктора Тарсус. Вторая запись оказалась еще хуже.
Зажмурившись, я бормотала проклятия. Я ждала, что Сомнение подскажет решение, но в голове звучали слова, произносимые голосом доктора Тарсус: «Имея силу устоять и право на свободное падение».
Кажется, я догадалась!
– Норт, у тебя на айфоне остался аудиофайл Тарсус?
– Да. А что?
– В той записи она произносила нужные слова. Это почти в самом начале.
Норт быстро нашел запись и включил ее. В пространстве зазвучал голос доктора Тарсус. Еще живой, здоровой, полной сил.
– Перемотай вперед еще немного, – попросила я.
Норт передвинул сенсорный ползунок и снова пустил запись.
«Мы верили в важность нашей миссии, верили, что несем людям благо, – звучал из маленького динамика такой знакомый голос. – Как там у Мильтона сказано? „Имея силу устоять и право на свободное падение“. Выбор принадлежал нам, и мы его сделали».
Норт передвинул ползунок чуть влево и снова пустил запись, одновременно нажав красную кнопку под микрофоном. Я затаила дыхание. Система распознавания должна идентифицировать ее голос. Но совпадет ли интонация?
«Пусть у нас все получится».
– Смотри!
Норт указывал на панель с рядами огоньков, которую я видела во время практикума. Один за другим они из зеленых становились красными.
– Это панель безопасности. Каждый светодиод соединен с видеокамерой. Похоже, камеры отключаются.
Через несколько секунд послышался металлический щелчок и семиугольная дверь открылась.
Мы были в серверном зале «Гнозиса».
Я все еще боялась увидеть в зале наладчиков, однако Норт оказался прав. Людей в этом громадном, залитом мертвенно-голубым светом пространстве не было. Только колонны электронного оборудования. И страшный гул. Норт оказался прав и в другом: здесь было невероятно холодно. Дверь, через которую мы вошли, я закрыла не до конца, оставив щель. Мы не знали, как открыть ее изнутри. Возможно, изнутри она вообще не открывалась.
Норт натягивал перчатки. Тонкие, с резиновыми подушечками на концах.
– Руки хакера, – пояснил он, перекрикивая шум серверных колонн. – Удобно работать, и никаких отпечатков.
Я смотрела на эти перчатки и думала: «Мы достигли цели». Все наши разговоры и обсуждения кончались на этой точке. Но «достичь цели» и «осуществить задуманное» – далеко не одно и то же. Вместо уверенности я ощущала полную неопределенность. Хотелось зажмуриться, но я боялась. Боялась увидеть мысленные картины нашей дальнейшей судьбы.
– Наверное, серверы отключат не раньше полуночи, – предположила я, ведя Норта к терминалу.
Мы шли по металлическому решетчатому полу. Внизу, на глубине нескольких футов, был не камень, а ровный серый бетон.
– Да, раньше не отключат. – Норт коснулся клавиатуры перед терминалом. Экраны осветились. – Это усложняет мою задачу, но не делает ее нерешаемой. Просто будет труднее заметать следы.
Каждый из трех экранов имел свой логин. В каждой строке ввода неторопливо мигал курсор. В отличие от нас, курсорам было некуда торопиться.
«И что теперь?» – хотела спросить я, но вопрос застрял в горле.
