— Добавьте еще один прибор! — приказал Павони Арокле. — Мистерьё пусть садится рядом со мной.
Исправившийся встал с колен.
— Сейчас я вернусь, — сказал он. — Только скажу папе.
И исчез.
Его слова были для Суареса как холодный душ. До него дошло, что бывший разбойник собирается сделать, и он сказал:
— Я никогда не позволю, чтобы моя дочь вышла замуж за этого.
— Почему? — спросили сотрапезники.
Суарес грохнул кулаком по столу.
— Разве вы не понимаете, — вскричал он, — что это сын Фантомаса?
Тут вперед выступил Арокле и, испросив разрешения говорить, сказал:
— Так значит, вы ничего не знаете?
Все смотрели на него непонимающими глазами.
— Обнародовали завещание Жюва, — продолжал Арокле, — знаменитого полицейского.
— Ну и? — спросили окружающие.
— Так вот, — продолжал официант, понизив голос, — получается, что Мистерьё — не сын Фантомаса.
— А чей же он сын?
Арокле оглянулся и сказал, усмехаясь:
— Жюва!
— Знаменитого полицейского?
— Именно!
Это был как удар грома. Все в ужасе переглянулись. Там и сям раздались плохо скрываемые смешки.
— Этого не может быть! — сказал Джедеоне. — Они же заклятые враги!
— Ну и что из этого? — откликнулся силач-гренадер.
Арокле согласился.
— Вроде бы, — сказал он шепотом, — есть доказательства. Фантомас об этом еще ничего не знает, но дело это верное: имеются письменные признания, написанные самим полицейским.
— Ну тогда, — сказал Суарес, успокаиваясь, — это совсем другое дело.
Новость о семейной драме Фантомаса страшно развеселила силача-гренадера, который все повторял:
— Ай да полицейский! Все-таки обставил его, а? — Потом, обратившись к Суаресу, он доверительно сказал: — Если уж носишь рога, значит по заслугам.
— А как же! — тихо отозвался седовласый от возраста старик. — Смотрите на меня: те немногие разы, когда они у меня вырастали, так случалось только по моему желанию.
— А у меня никогда! — воскликнул силач. — И никогда не будет. О, в этом можете быть абсолютно уверены.
— Скажет мне кто-нибудь, наконец, — закричал Джанни Джанни, — жрать будем?
— Подождем Мистерьё, — ответил Павони.
Мистерьё помчался с хорошей новостью домой. Но отец выслушал его, не подавая признаков радости, которые можно было ожидать от такого жизнерадостного человека, как он. А дело было в том, что кончина Жюва была для Фантомаса слишком сильным ударом и повергла его в сильнейшую депрессию.
С момента катастрофы бандит изменился до неузнаваемости. Казалось, он постарел на десять лет. Куда девался прежний задорный Фантомас?
— Смерть этого человека, — все повторял он, — меня совершенно убила. Я не думал, что буду так переживать.
Жене, которая старалась развлечь его, хоть как-то развеселить, он говорил с грустью:
— Для меня все кончено.
И долго качал головой.
Он праздно шатался по дому, не зная, чем заняться, а тем, кто у него спрашивал:
— Что делаешь? — он отвечал:
— И сам не знаю.
Иногда он часами сидел неподвижно в своем кресле, уставившись потухшим взором в знаменитую черную майку — забытая, та пылилась в углу.
Его жена вздыхала. То было больше, чем просто горе. Старый бандит, принужденный к бездействию, медленно угасал. Фантомас умирал от тоски.
И в самом деле — добавим попутно — он ненамного пережил своего заклятого врага. Несколько месяцев спустя после смерти Жюва он последовал за ним в могилу.
Снова один из двоих преследовал и настиг-таки другого.
Не успел Мистерьё выйти из сада гостиницы «Бдительный дозор», как принесли телеграмму силачу гренадеру.
— Ох, — пробежав глазами телеграмму, сказал тот, помрачнев. — Эта телеграмма возвращает меня к суровой действительности. Отпуск кончился. Зовут дела.
Он передал телеграмму своим пятерым сотрудникам и сказал:
— Мне сообщают, что скоро сюда прибудет фотограф, чтобы снять нашу группу. Будьте наготове. Я пойду готовиться.
У калитки сада, вспомнив о синьоре Афрагола, преследование которого он еще не закончил после той истории с пятьюдесятью лирами, он сказал:
— Однако, я не желаю уезжать отсюда, не отомстив. Я не хотел бы, чтобы он прошмыгнул, пока я буду в номере.
— Кто?
— Афрагола.
Он повернулся к постояльцам гостиницы и сказал:
— Пожалуйста, присматривайте за входами; если увидите его, поколотите как следует; смотрите, не попадитесь, как обычно, на его переодеваниях.
И ушел, а в это время вернулся Мистерьё. Пирог к этому моменту пришел в совершенно жалкое состояние, и нужно было переходить к следующему блюду.
— А ведь я, — пробормотал Джанни Джанни, у которого начались судороги в желудке, — даже не выпил чашечку кофе с молоком, чтобы не перебить аппетит! Тут не дадут поесть, со всеми этими неожиданностями.
Сидевшие за столом подвинулись, чтобы дать сесть Мистерьё, Арокле же приготовился подавать жареную рыбу.
Но в этот момент все постояльцы пансионата встали и побежали.
— Проклятье! — вскричал Джанни Джанни. — Что там еще, черт побери?
В вестибюле была замечена внушительная фигура англичанина в военной форме.
— Это Афрагола! — закричали все, тут же на него набросившись, не слушая никаких объяснений. — На этот раз он от нас не уйдет!
И принялись его колотить.
— Остановитесь! — кричал несчастный. — Вы совершаете ужасную ошибку!
Продолжая колотить, постояльцы кричали:
— Маска, мы тебя знаем!
Наконец, они утомились, и несчастный военный, сидя на полу, побитый, весь в синяках, проговорил с неподдельным возмущением:
— Я не Афрагола! Я силач-гренадер.
Это была правда. Военным был именно наш атлет; будучи вызванным на службу, он надел свою военную форму, которую в пансионате никто не видел, поскольку весь отпуск он провел в пестрой пижаме.
После того, как недоразумение уладилось, все вернулись за стол, и Джанни Джанни сказал:
— Надеюсь, теперь-то можно что-нибудь съесть.
Все стали поздравлять Мистерьё.
— Жаль, — сказал ему Уититтерли, — что не вы украли наши ключи. А то сейчас вы бы их нам вернули.
