Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
Гера натянул одеяло на голову, строго сказав себе: «спокойно». Не стала бы она писать ему о Сбруеве, если было бы у ней к этому Сбруеву что-то особенное; но — пишет, значит, ничего особенного; должна же она ясно объяснить, из-за чего весь день был отключен проклятый телефон — и объясняет, говорит про все как есть, а врать она не любит.
Гера стряхнул с себя одеяло и спрыгнул с кровати. В сруб вошел Панюков. Похвалил:
— Вот молодец, встаешь! А то заспался, как медведь… — Панюков помялся на пороге и сказал: — Этот — корову посмотрел и говорит, ничего страшного… Я ему деньги совал — не берет и нагло упрекает, что я ему не наливаю. Ты, говорит, знал, что я приеду, если ты сам меня позвал, а вот налить — не позаботился. — Панюков помолчал и, пожевав задумчиво губами, попросил: — Слышь, у тебя ведь есть. Много не надо: больно жирно; но ты налей ему чуть-чуть, если не жалко, а если жалко, пусть он убирается…
— Налью, конечно; пусть заходит, — ответил Гера не раздумывая. Он рад был побыстрее о письме забыть и тем избыть усталость.
— Так я зову? — спросил, как если б не поверил, Панюков, и Гера твердо подтвердил:
— Зови.
Панюков внес в сруб сковороду с яичницей и жареной картошкой, поставил перед Герой и ветеринаром. Не проронив ни слова, вышел вон. Ветеринар проводил его безучастным взглядом. Разлил виски в два стакана и сказал без сожаления:
— Совсем не пьет.
— Я знаю, — отозвался Гера, подняв стакан и разглядывая виски на свет.
— Не пьет, не курит, не бездельник, — продолжал ветеринар, любовно заглядывая в свой стакан, но не выказывая нетерпения. — С такой анкетой — сразу бы в район, а то и в город. Или в Москву. У него там, кстати, друг, кстати, хозяин этой хаты. Зовет его к себе, а он не едет.
— Я знаю; дядя Вова, — сказал Гера. — А почему не едет, раз зовет?
Не отвечая, ветеринар взял стакан двумя пальцами и медленно поднял над столом. Кивнул, приглашая Геру выпить вместе. Гера сделал быстрый небольшой глоток; ветеринар медленно выпил разом весь стакан. Потом оба молчали, глядя в остывающую сковороду, но так и не притронулись к еде.
— Ты хоть поешь, — проговорил ветеринар.
— Виски не принято закусывать, — ответил Гера. Не то чтобы он вовсе не был голоден — а не хотелось замутить горячую и чистую волну, накатывающую на пустой желудок.
Ветеринар налил себе еще, выпил опять до дна. И вдруг стал говорить — о ком, Гера не сразу понял:
— Он ждет, что Саня… женщина, которую ты со мной видел в кабаке, к нему вернется.
— Она была его? — без любопытства спросил Гера и снова выпил.
— Она была его невестой, — сказал ветеринар, — но она его не стала, хотя и была его. Он поступил с ней плохо, глупо поступил, и она ушла. И навсегда ушла, он это знает.
— Тогда чего он ждет?
— А я, плеть, не знаю. Сначала, видно, ждал, когда она его простит. И, плеть, чуть было не дождался… Теперь он, видно, ждет, когда я сдохну. Он думает, что если я бухаю, а он у нас в рот не берет, то он меня переживет. Он думает, если я сдохну, ей будет некуда деваться, только к нему… Пусть думает. Меня все это, плеть, ни капли не касается. Да и тебя все это не касается, — заключил ветеринар, выпивая свой второй стакан.
Гера с пониманием кивнул и отвернулся. В окне уже не бушевало солнце, зато на отдалении был виден Панюков. Он шел вразвалку по дороге, следом за ним брела корова. Свернул с дороги в траву пустоши, корова послушно шагнула следом, и они оба в ней исчезли…
— И кстати, — словно проснувшись, произнес ветеринар, — ты этому не придавай значения.
— Я и не придаю, — обернулся к нему Гера.
— Да вижу я, как ты не придаешь. Ты — придаешь… А ты — не придавай. Защита кандидатской — это не измена, это защита кандидатской, вот и все… Я сколько раз был на защите, я сам однажды чуть не защитился… Не придавай, я говорю, значения.
— Вы всё прочли? — растерянно спросил Гера.
— Я — нет, не все. Мне эта девка с цветными волосами, игонинская секретарша, она мне все пересказала, и ты меня теперь послушай. Ты не подумай о своей, которая на букву Т., плохого. И не наделай глупостей…
— Никого не касается, — сказал сквозь зубы Гера.
Ветеринар его не слушал.
— Ты лучше напиши ей письмишко, хорошее, какие они любят. Я отвезу, а девка с волосами…
— Лика, — со злобой уточнил Гера.
— …а Лика эта, с волосами, пошлет его по интернету…
— Нет, — неприязненно ответил Гера и, прекращая разговор, плотно завинтил крышечку на бутылке «Чивас Ригал».
— Дурак ты, плеть, вот что я тебе скажу, — сказал ветеринар и тяжело встал из-за стола. Пошатываясь, вышел, а Гера, сгорбившись над сковородой, принялся есть холодную яичницу.
Остаток дня Гера провел бездумно, бестолково: слонялся возле дома, но не гулял, садился за компьютер, но не писал и даже, открывая файлы с играми, быстро терял нить игры; и думал вроде о Татьяне, но не полной мыслью, а как-то походя и словно по привычке. Стало темнеть — обрадовался, выпил еще виски и лег спать без ужина.
Его разбудил голос Панюкова:
— Вставай, сегодня пятница.
Гера открыл глаза и приподнялся на постели. Панюков был почти неразличим в зыбких, густых сумерках. В окне был сплошной туман, плотный как войлок. Гера спросил:
— И что? Причем тут пятница? Сейчас день или вечер?
— Девять утра. Вставай, — ответил Панюков. И разъяснил: — Сутеева в субботу топит баню для себя, а по пятницам — для меня, теперь для нас. Вставай, вставай, в баню идем, в Котицы. Бельишко собери.
Они вышли из дому, когда туман был уже рыхл и колебался на ветру клоками, струями и дымными клубами; в нем плыли, не снимаясь с мест, очертания кустов, заборов и домов. Щеки Геры сразу покрылись колючей и холодной изморосью. Панюков шел далеко впереди с пластмассовой канистрой в заплечном мешке, и молоко в ней глухо булькало, словно вздыхало. Гера нес сумку со сменным бельем. Спросил, догоняя:
— Не потеряемся в тумане?
— Разве нас кто-то ищет? — отозвался Панюков и успокоил: — Солнце всегда должно быть слева.
Гера взглянул налево. Солнце едва белело сквозь туман.
Шли быстро. Выйдя из Сагачей, Панюков остановился и обернулся:
— Сейчас не видно, а красивая была деревня.
— Наверное, — ответил Гера и тоже обернулся. Крыши домов плыли в тумане, тонули в нем и выныривали снова…
— Здесь жили люди, — сказал Панюков.
— Уехали? — спросил Гера вежливо.
Панюков ответил:
— Уехали те, кто еще оставался. А остальные… Ты хоть книжечки священные читаешь?
— Иногда.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
