Однажды в разгар болезни с Глорией произошел странный случай, озадачивший приглашенную медсестру мисс Макговерн. Уже наступил полдень, но в комнате больной было темно и тихо. Мисс Макговерн стояла рядом с кроватью, готовя какое-то лекарство, как вдруг миссис Пэтч, которая до того крепко спала, села на кровати и разразилась страстной речью.
— Миллионы людей, — в неистовстве бормотала она, — карабкаются, как крысы, лопочут, словно обезьяны, и жутко смердят… обезьяны! Или, пожалуй, вши. За один-единственный, построенный с утонченной роскошью дворец… скажем, на Лонг-Айленде… или пусть даже в Гринвиче… за один дворец с картинами старых мастеров и изящными украшениями… с аллеями деревьев и зелеными лужайками, видом на синее море, с красивыми людьми в изысканных одеждах… Я бы пожертвовала сотнями тысяч, миллионами. — Она с трудом подняла руку и щелкнула пальцами. — Мне на них наплевать… ясно?
Во взгляде, которым одарили мисс Макговерн по завершении речи, светились странное лукавство и необычная сосредоточенность. С коротким презрительным смешком миссис Пэтч упала на подушки и снова погрузилась в сон.
Мисс Макговерн недоумевала, стараясь понять, какие сотни тысяч и миллионы миссис Пэтч намеревалась принести в жертву ради своего дворца. В конце концов сиделка пришла к выводу, что это доллары… хотя вроде бы речь велась не о них.
Кинематограф
На дворе стоял февраль, и до дня рождения оставалось семь дней. Обильно выпавший снег заполнил поперечные улицы, как набившаяся в щели пола грязь, превращаясь в мокрое месиво, которое выдворялось в сточные канавы с помощью шлангов, принадлежащих отделу по очистке улиц. Переменчивый ветер, не ставший от того менее обжигающим и пронизывающим до костей, врывался в открытые окна гостиной, принося мрачные тайны темных переулков и унося в своем круговороте из квартиры Пэтчей затхлый запах табачного дыма.
Глория, закутанная в теплое кимоно, зашла в выстуженную комнату и, сняв телефонную трубку, позвонила Джозефу Блокмэну.
— Вы имеете в виду мистера Джозефа Блэка? — переспросила телефонистка на студии «Филмз пар экселенс».
— Блокмэн, Джозеф Блокмэн. «Бэ», «эль», «о»…
— Мистер Джозеф Блокмэн сменил имя, и теперь он Блэк. Желаете с ним поговорить?
— Ах да, разумеется. — Испытывая чувство неловкости, Глория вспомнила, как некогда прямо в лицо называла этого человека Блокхедом.
С его кабинетом соединили после обмена любезностями с еще двумя женскими голосами, последний из которых принадлежал личной секретарше мистера Блэка. Глорию попросили представиться… И только услышав в микрофоне журчание знакомого, но несколько холодноватого голоса, она вспомнила, что не виделась с Блокмэном уже три года. Итак, он сменил имя и называет себя Блэком.
— Мы можем встретиться? — спросила Глория непринужденным тоном. — Разумеется, по делу. Наконец-то я решила сниматься в кино.
— Очень рад. Всегда считал, что это занятие вам подойдет.
— Можно устроить для меня пробы? — осведомилась Глория самоуверенным тоном, свойственным всем красивым женщинам, а также женщинам, которые когда-либо считали себя таковыми.
Блокмэн заверил, что все зависит от ее желания посетить киностудию. В любое время? Прекрасно, он позвонит сегодня же и сообщит, когда прийти. Разговор завершился традиционным обменом любезностями с обеих сторон. А потом с трех до пяти Глория просидела у телефона — но безрезультатно.
На следующее утро пришло письмо, которое обрадовало и взволновало:
«Дорогая Глория! По счастью, мне на глаза попался один сценарий, который, по-моему, вас заинтересует. Мне бы хотелось, чтобы вы начали с роли, где вас заметят. В то же время, если такую красивую девушку, как вы, ввести в картину наравне с одной из побитых молью „звезд“, что вечно доставляют массу хлопот на любой киностудии, пойдут ненужные толки. Но в фильме Перси Б. Дебриса есть роль молодой особы, которая, как мне кажется, просто создана для вас и принесет известность. В главных ролях заняты Уилла Сэйбл и Гастон Мирс, а вы, полагаю, могли бы сыграть младшую сестру героини.
В любом случае режиссер картины Перси Б. Дебрис согласен устроить пробы, если вы приедете на студию послезавтра, в четверг, в десять. Если время подходит, я вас встречу.
С наилучшими пожеланиями, всегда преданный вам
Джозеф Блэк».
Глория решила не посвящать в свои дела Энтони до окончательного прояснения ситуации и на следующее утро, пока муж спал, быстро оделась и выскользнула из дома. По ее мнению, в зеркале предстала та же картина, что и всегда. Однако Глория тревожилась, не осталось ли на лице следов болезни. Она еще не успела набрать свой обычный вес, и несколько дней назад ей показалось, что щеки слегка запали. Но потом решила, что это явление временное и сегодня она выглядит, как всегда, свежо. Глория надела новую шляпку и, поскольку погода стояла теплая, оставила шубейку из шкуры леопарда дома.
На студии «Филмз пар экселенс» о приходе Глории доложили по телефону и сообщили, что мистер Блэк сейчас спустится. Глория осмотрелась. Появились две девушки в сопровождении толстого коротышки в пиджаке с прорезными карманами. Одна из девушек показала на стопку тонких пакетов высотой по грудь взрослому человеку и футов двадцати в длину, сваленных у стены.
— Студийная почта, — пояснил толстяк. — Фотографии «звезд», работающих с «Филмз пар экселенс».
— О!
— Каждая с автографом Флоренс Келли, Гастона Мирса или Макдоджа. — Он доверительно подмигнул. — Во всяком случае, когда какая-нибудь Минни Макглук из Саук-Сентр получит заветную фотографию, то непременно решит, что это настоящий автограф.
