Терн и боярышник глушили зловещий оскал полуразрушенной стены, оставшейся от большого строения. Напротив, шагах в сорока, начинались руины дворца.
Было тихо, словно весь мир затаился в напряженном ожидании.
Неподалеку паслась лошадь, а рядом сидел на камне Древлевед и помешивал что-то в булькающем котелке. Больше вокруг никого не было, однако мысль убежать от зловещего старика Незабудка сразу отбросила. Этот не из тех, кто упустит. Да и куда бежать-то?
— Что ты сделал с остальными? — спросила она нетвердым голосом.
— Я? Решительно ничего. Они мне не нужны.
— Отвечай, иначе… — упрямо сказала Незабудка, не зная, чем закончить.
— Хочешь им помочь? Ну так мне сначала помоги. Не знаю, рассказывал ли тебе Нехлад, что я умею исполнять желания? Воплощать их во всей полноте и совершенстве замысла, на что сами люди неспособны. Помоги мне, а я не останусь в долгу. Я исполню любое твоё желание. Что ни скажешь — все станет по слову твоему.
— Я не верю тебе, — сказала девушка, ловя себя на том, что изо всех сил старается обнаружить в завораживающем голосе старика фальшь, игру. Безуспешно.
— Веришь, — спокойно сказал он.
— А если я пожелаю, чтобы ты умер? Древлевед расхохотался:
— Не пожелаешь! Тобой управляет любовь, а не ненависть. Тебе есть о ком позаботиться, есть кому помочь… кого спасти. И еще у тебя есть время подумать. А я пока, в подтверждение своих добрых намерений, исполню одно твое желание… даром.
— Сначала скажи, что ты имеешь в виду! — потребовала Незабудка.
В одном она была уверена: от этого чудовища получить что-то даром невозможно. Древлевед, легко читая ее сомнение, насмешливо развел руками.
— Твой дар, что же еще? Вернее, твое умение чувствовать людей, их нужды, скорби и боль. Умение предвидеть путь к спасению. Тебе ведь очень неуютно без дара?
— Ты ведь отлично знаешь, что дар изменил мне! Или это ты его отобрал? А теперь вернешь украденное как одолжение?
— Ты не понимаешь, девочка моя. Я ничего у тебя не крал. Я только исполнил желание одного человека, которому твой дар доставлял все большее беспокойство. Догадываешься? Да, речь о твоем отце.
У Незабудки перехватило дыхание.
— Ты лжешь!
— Зачем мне лгать? Ты Ярополка радовала и славу Стабучи приносила лишь до поры. Но измыслить выгодный союз, достойный такой чудо-девицы, оказалось непросто, вот и встревожился Ярополк. Почему, думаешь, он позволил тебе жить в отдалении? Для удобства твоего и людей-просителей? Он не хотел, чтобы ты его нутряную подлость учуяла. Еще возьмешься «исцелять», а без подлости власть у него никак не складывалась…
— Не смей так говорить о нем! — вскрикнула Незабудка, с ужасом чувствуя, что в ее голосе нет убежденности.
— Ты и сама отлично понимаешь, что я говорю правду, девочка моя, — почти что ласково произнес маг. — Только одного еще не поняла. Тебе бы радоваться: когда после того пира он понял, что его желание вдруг сбылось, Ярополка совесть замучила. Значит, была в нем совесть-то еще.
Чувствуя, что не в силах больше сдерживать слезы, Незабудка отвернулась. Да, она давно догадывалась, что стала обузой для отца. Весь мир смотрел на нее как на чудо, а отцу, владыке края, нужнее была завидная невеста. Но думать об этом было настолько неприятно, что Милорада и не думала.
И теперь очевидная истина стала откровением, бившим вдвойне больней.
— Поплачь, поплачь, красавица, — шепнул Древлевед. — Вымой душу. Ты мне чистая нужна…
Жалость со стороны колдуна выглядела насмешкой. Утирая слезы рукавом и жалко всхлипывая, Незабудка бросила:
— Не надо мне дара. Пора учиться жить без него. Не хочу.
— Хочешь, — возразил Древлевед. — Твой дар — часть тебя. Не выколешь же ты себе глаза, если вдруг решишь, что с ними слишком удобно живется? У тебя уже было время понять, что без своего дара ты не стоишь ничего. Даже любви Нехлада.
Незабудка вздрогнула, как от удара.
— Он меня любит.
— Зато ты себя — нет. Ну довольно, ты голодна, поешь. Тебе следует восстановить силы.
— Я не собираюсь помогать тебе. Тебе, кто погубил столько людей!
— Поможешь. Потому что на сей раз я собираюсь кое-кого спасти.
* * *
Ладья скользила плавно, словно по воздуху. Лишь усилившееся бурление воды заставило оглядеться и обнаружить, что берега изменились, и ладья уже не спускается по Ашеткуне, а преодолевает течение Лесной.
Тинар смотрел вокруг с нескрываемым восхищением, Радиша — лишь с более сдержанным. Буевит и Свияд были настороженны, а Торопча спокоен. Он, памятуя, как Вельдар выручил походников весной, верил, что Яромир наконец-то нашел надежного и сильного союзника.
…В отличие от своих спутников Нехлад сразу понял, что произошло, когда на берегу Ваутвойтар зеленоватый свет оленьих рогов заиграл на бортах удивительной ладьи. Она проступила из ниоткуда, словно под светом свечи в темной комнате. Владыка Эйаткунваута провел гостей на свою грань нави.
Здесь на первый взгляд все было в точности как в привычном мире. Нехлад вспомнил слова Данаилы о любви Вельдара ко всему живому. Любовь эта сказалась и здесь: лесной хозяин не стал придумывать ничего нового и противоестественного, воцарившись на своей грани. Его мир был населен не рабами, могучими чудовищами и демоническими прислужниками, а обычными растениями, животными и людьми из какого-то древнего дикарского племени, для которых Вельдар своей невероятной магической силой соединял явь с навью.
Теперь Нехлад сидел рядом с ним на носу ладьи, снова и снова повторяя рассказ о своих сновидениях.
— Кто мог подумать? — сокрушенно приговаривал Вельдар. — Данаила! Ты превзошла богов в способности любить и сострадать! А я, маловер, трусливо избегал даже в мыслях возвращаться к тебе… Быть может, поэтому и не слышал твоего зова все эти века? Века!
Все выслушав, он твердо решил:
— Кем бы он ни был, этот Древлевед, я не допущу его победы. Однажды я потерял Данаилу и лучше погибну в неравной борьбе, чем вновь переживу такую утрату. Быть может, Данаила ошиблась и это все-таки он, мой давний недруг? Локрис пережил самого себя, все его мечты и желания остались в прошлом, но ведь что-то разбудило его душу, когда он принялся сеять в синтанах ненависть к Хрустальному городу. Возможно, он понял то, что я осознал намного позже: время нашего народа прошло, и пора было оставить землю наследникам… Это сейчас, когда земля видела много народов, врывающихся в жизнь и уходящих, норою бесследно, нетрудно догадаться, что судьба народов подобна судьбе людей. А в годы Хрустального города мы были одни, нам не с кем было сравнить свою беспечную жизнь. Весь мир лежал у наших ног — и кто мог думать о смерти? Что ж, Локрис, переживший не одно поколение, оказался прозорливее и, должно быть, увидел возможность воскреснуть духом, возглавив новые племена. А я, не понимая происходящего, просто чувствовал гниль в его душе и потому противился любым его начинаниям. Сейчас понимаю, что был слишком наивен и непоследователен в своих подозрениях, но… я был влюблен и во всем видел только светлую сторону. Локрису не составило труда очернить меня в глазах царя. Если это он теперь носит имя Древлеведа, должно быть, сила его возросла за прошедшие века… Однако и я многому научился! Клянусь, это будет славная битва!
