— Прости, я…
Она сказала:
— Я все понимаю. Это нормально. Кейл спит крепко. Давай попробуем еще раз.
— А ты не боишься, что он?..
— Нет.
Она забралась к нему под плед. Они обнялись, прижавшись друг к другу.
— Он был для меня как счастливый билет, чтобы вырваться из резервации. Но последние пятнадцать лет я только и думаю о том, как бы вернуться обратно.
— Ты его ненавидишь?
— Я из шошонов. — Медленно и игриво она расстегнула молнию у него на брюках. Потом ласково вытерла сперму кончиком простыни. Весь вечер он думал только о ней, о ее ароматной коже, о роскошных мягких волосах цвета ночного неба. Она шептала о чем-то своем, но больше всего — о сыне. Это был единственный человек на земле, которого она любила по-настоящему. — Я научила его понимать, кто он такой. Я рассказала ему про его народ. Я надеялась, что когда-нибудь мы вернемся вместе, и он пройдет ритуал посвящения в видение змея… ну, ты понимаешь… и станет мужчиной по обычаям моего народа.
Он опять возбудился. Но потом ему вспомнились номер в отеле на окраине Лос-Анджелеса, и женщина, которую он подобрал на дороге… мертвая женщина, истекшая кровью… и Лайза стоит на балконе… и водоросли у нее в волосах шевелятся под влажным ветром… и он…
— Но теперь я уже ничего не понимаю. Я больше не знаю, кто я, — продолжала Шанна. — Я не знаю, что делать: остаться здесь или вернуться… — Она тихо плакала у него в объятиях. Он подумал: а ведь я для нее совершенно чужой человек! А потом понял, что у нее действительно нет никого, к кому она могла бы обратиться за помощью и поддержкой…
Они занялись любовью как бы невзначай — как бы в продолжение разговора. Когда они оба кончали, она прошептала:
— Кто я? Кто я?
Прошептала, не переставая плакать. А потом что-то стукнуло в переднюю дверь, и Шанна сказала:
— Ветер, это ветер…
Но Брайен знал, что это никакой не ветер. И голос у двери:
— Миссис Галлахер, впустите меня, пожалуйста… мы с Пи-Джеем пошли на охоту за Дэвидом и Алисой, но они погнались за нами… пожалуйста, откройте дверь…
Шанна встала, надела ночную рубашку и пошла открывать, а потом…
Крик откуда-то сверху. На лестницу вылетели Пи-Джей и Терри с распятиями в руках.
— Это Дэвид, мама, не открывай!
Дверь распахнулась. В ту же секунду огонь в камине погас, и в дверях возник Дэвид. Брайен отметил, что он — точная копия Терри, вернее, был бы точной копией Терри, если бы не синюшно-бледная кожа и окровавленные клыки, которыми он впился Шанне в шею. Терри с Пи-Джеем отчаянно лупили его распятиями, отчего у него на лице оставались багровые волдыри, как от сильных ожогов, и кровь стекала у Шанны по шее, и Дэвид тянул ее в пелену снегопада, двигаясь с неестественной скоростью, а снег все валил и валил, и все было белым — земля и небо, — и Терри с Пи-Джеем бросились следом за Дэвидом, но в густом снегопаде было не разглядеть, в какую сторону он ушел, а потом на лестнице показался Кейл с распятием в одной руке и дробовиком в другой. Брайен, придавленный грузом вины и стыда, не мог выдавить из себя ни слова. Он просто стоял, глядя в потухший камин и застегивая рубашку; и Кейл сразу понял, что произошло, и зарыдал, но без слез — беззвучно, надрывно, — а двое мальчишек совсем растерялись и только таращились на Брайена с Кейлом. Наконец Кейл сказал:
— Закройте эту гребучую дверь.
Никто не сдвинулся с места.
— Я… — начал было Брайен. Но Кейл не дал ему договорить:
— Я убью тебя! Твою мать, я тебя убью!
— Прекрати, папа, — сказал Пи-Джей. Потом повернулся к Брайену. — Она должна различать разницу между ними и нами за милю. Даже я различаю, хотя я шошон только наполовину. Из-за вас она забыла, кто она. Вот почему она его впустила. Брайен хотел что-то сказать, но Пи-Джей продолжал:
— Вы ни в чем не виноваты, Брайен.
Брайен видел, что мальчик изо всех сил пытается держаться — как учила его мать. А вот старый Кейл просто сломался. Брайен угрюмо молчал. Да и что сказать мальчику, когда ты только что был в постели с его матерью, и она из-за этого стала вампиром? Господи Боже. Он не мог смотреть в глаза этому парню. Боялся его вполне справедливой ярости. Но больше всего он боялся, что Пи-Джей станет его жалеть.
В конце концов он все-таки выдавил:
— Мне очень жаль. Пи-Джей вскинул голову:
— Я никогда не забуду, кто я.
Повисла неловкая пауза. Все ждали, что кто-то хоть что-нибудь скажет и нарушит эту гнетущую тишину. Ставни гремели под ветром. Никто так и не закрыл дверь, и на порог уже намело снега.
А потом Кейл резко проговорил:
— Я всегда это знал… я для нее слишком старый. Он захлопнул переднюю дверь и поднялся к себе, по-стариковски шаркая ногами.
Брайен обернулся к Пи-Джею:
— Нам казалось, что так будет правильно… то есть все остальные — такие старые, а мы с ней… для нас это было как будто последний шанс… Господи, что я несу?! Как мне попросить у тебя прощения? Я…
Пи-Джей сказал:
— Мне всегда хотелось такого отца, как вы… молодого… с кем можно поговорить… ну, вы понимаете… но…
— Моя племянница умерла. — Брайен шагнул вперед и обнял обоих мальчишек, пусть это были чужие дети… Они все потеряли родных и близких. Они все знали, что это такое — терять. Всю ночь до рассвета они посидели на диване в гостиной, тесно прижавшись друг к другу. И каждый переживал свое горе — один.
25
наплыв: огонь: лабиринт
Утро. Воздух прозрачен и свеж. Ветер стих. Двое Мальчишек как раз возились с передней дверью, когда Стивен спустился вниз. За ночь намело снега, и дверь открывалась плохо. Наконец дверь распахнулась, и в дом ворвался снег.
— Фута три, если не все четыре, — заметил Кейл Галлахер. Стивен выглянул в окно. Белым-бело. Крыша крошечной железнодорожной станции торчала из белого марева, как маяк… там и тут — темные ели… горные вершины искрятся оранжевыми отблесками рассвета.
— Мы доберемся до дома на горе?
— Это может занять целый день, по такой-то погоде. В супермаркете есть снегоступы, — сказал Кейл. — И дома у нас пары две должны быть.
— А где эти странные старички, которые так смешно говорят, с британским акцентом? — спросил Пи-Джей, разгребая лопатой снежный завал у порога.
— Они и вчера все проспали, и сейчас спят как младенцы. — Стивен повернулся к Брайену. — Брайен?
— Он с ночи молчит. Ни слова не произнес. — Пи-Джей указал взглядом на Брайена, который сидел на диване, вперив невидящий взгляд в огонь.
Все молча ждали. Стивен вдруг понял, что он теперь вроде как главный — до появления Пратны по крайней мере. Мысль не сказать чтобы очень уж утешительная.
