– Ладно, так и быть. Сойдет. Тогда что не «просто»?
– Я собирался оставить под твоей елкой вот это, – Ник кивнул на сверток и положил его на одеяло, – но раз ты все равно не спишь, то можешь открыть его прямо сейчас.
Он бросил взгляд на часы.
– Да, уже можно. С Рождеством, Кристи!
Ник помедлил долю секунды, словно решался, а потом склонился к ней и прикоснулся к ее приоткрытым от удивления губам.
Кристина замерла.
– Ну, что же ты, – ободряюще улыбнулся Ник, заметив, что она медлит, – разворачивай. Или нет, давай я помогу тебе сначала сесть поудобнее.
Устроив Кристину на подушках, он снова подтолкнул ей сверток, и сам пододвинулся чуть ближе. Она взяла подарок, но отчего-то не спешила его открыть.
Судя по весу и форме, внутри должно быть что-то плоское и не очень тяжелое.
Ник молчал и загадочно улыбался, опираясь одной рукой на одеяло возле ее согнутых коленей. Кристина все никак не могла заставить себя отвести взгляд от его безупречного лица, на котором двигались, замирая, отблески пламени, придавая ему таинственное выражение.
– Неужели тебе совсем не интересно? – Ник склонил голову, наблюдая за тем, как ее пальцы нерешительно гладят шершавую оберточную бумагу синего цвета.
Его неожиданное появление, приглушенный шепот и блеклые пятна лунного света на стенах создавали ощущение тайны, и Кристина, завороженная происходящим, потянулась пальцами к ленточке.
Упаковка раскрылась с тихим шелестом. Внутри оказалась потертая тетрадь с пружинным переплетом. С виду – самая обычная толстая тетрадь, но, коснувшись ее, Кристина испытала безотчетное чувство тревоги.
Затаив дыхание, она робко раскрыла ее, ожидая увидеть там… Нет, она даже не предполагала, что может увидеть внутри, но интуитивно чувствовала, что это не просто старая тетрадь, что это нечто гораздо большее, и это нечто ее потрясет.
Она не ошиблась.
Каждая страница была исписана стихами, от руки, строчка к строчке.
Взгляд Кристины выхватил надрывное: «А во мне умирал лирик, криком жалобным рвал душу…» и метнулся дальше.
Под некоторыми стихотворениями стояли даты десятилетней давности и раньше. Некоторые были без названия. Встречались и такие, прочитать которые не представлялось возможности, по крайней мере сейчас, в ночном сумраке, разбавленном светом от камина и елочной гирлянды: строчки этих стихов путались, переплетались, заворачивались в конце страницы длинными перечеркнутыми хвостиками.
Но Кристина поняла, нет, она узнала. Узнала сразу – это был ее почерк.
Перед глазами мелькнул образ какой-то короткой скамьи, или нет, подоконника. Да, она сидела на подоконнике и смотрела в окно. За окном шел дождь, заливая темный сад. Она вглядывалась в потоки воды, а ее рука писала что-то в тетради, лежащей у нее на коленях. Вот почему строчки плыли и путались: она словно считывала их с бесконечных дождевых струй и, боясь упустить хоть одно слово, быстро записывала прочитанное, не опуская глаз на бумагу.
Ник пошевелился, и видение растаяло.
Сердце Кристины подпрыгнуло и неистово заколотилось. Она подняла изумленные глаза, еще не осмеливаясь до конца поверить в свое предположение, в очередную крупицу воспоминаний, вернувшуюся к ней вместе с этой тетрадью.
– Это…
Ник пристально смотрел на нее.
– Неужели это…? – по выражению его глаз Кристина угадала, что все поняла верно. – Неужели это мои стихи? Значит, когда-то я писала стихи? Да, конечно, я вспомнила, только что… Боже мой, Ник, я не знаю, что сказать…
– Не говори ничего. Иди ко мне, – мягко проговорил он и привлек ее к себе.
Кристина прижимала к груди драгоценную тетрадь, страстно желая и в то же время побаиваясь прочесть то, что в нем было написано. Хотя это было бы невозможно сейчас, в темноте ночи. А включить свет и разрушить это чудесное мгновение она не могла.
Прильнув к Нику, Кристина уткнулась носом в его шею, там, где неровно бился пульс.
– Интересно, а сейчас я пишу стихи? – задумчиво пробормотала она и почувствовала, как пульс Ника на секунду замер, а потом понесся с удвоенной скоростью.
Опять не тот вопрос?
– Ник? – позвала она, не дождавшись ответа. Он молчал, только его руки продолжали крепко обнимать ее, а ладони тихонько гладили спину.
– Почему ты не отвечаешь?
– Потому что не знаю, – со вздохом ответил Ник спустя минуту.
– То есть?
– То есть та тетрадь, которую ты сейчас держишь в руках, – последнее, что у меня осталось. И я не знаю, может, ты писала потом, но уже втайне от меня. Так что вспоминай еще.
Кристина почувствовала, что Ник улыбнулся, но слова его прозвучали как-то грустно. «Последнее, что у меня осталось…» Наверное, он оговорился и хотел сказать на самом деле, что это всего лишь «последняя из тетрадей».
Закрыв глаза, она вдыхала свежий запах кожи Ника, куда вплетались отголоски морского бриза. Наверное, это был гель для душа или что-то еще, такое же терпкое и дразнящее. Она наслаждалась теплом его тела и охватившим ее чувством покоя и близости с ним.
– Ник, а у меня нет для тебя подарка, – вдруг виновато прошептала она ему в шею. – Я не помню… Кажется, нет…
Горло перехватило, и она умолкла.
– Ты можешь подарить мне целый мир, – прозвучал хриплый голос прямо у нее над ухом, прозвучал как-то слишком громко и напряженно для этой маленькой спальни и для такого чарующего момента.
Ник немного отстранил Кристину, заставив ее поднять голову. Обхватив ее лицо руками и пристально глядя в глаза, он с неожиданным жаром заговорил:
– Вспомни меня, Кристи, ради Бога, вспомни! Умоляю тебя, попробуй! Я же вижу, ты до сих пор меня не узнаешь. Принимаешь, но не чувствуешь меня. А я не могу так больше, не могу, понимаешь?
Заметив по ее дрогнувшим губам, что она собирается что-то сказать, Ник запротестовал:
– Подожди, не надо. Дай мне закончить, я ведь могу потом не решиться… не скоро решиться, – он резко выдохнул, словно собираясь с силами. – Да, ты меня больше не боишься, потому что за это время привыкла ко мне, но это совсем не то. Сначала я думал, я надеялся, что мне будет достаточно того, что ты рядом, что с тобой все в порядке, и ты не отвергаешь меня, не шарахаешься, как от чужого человека, который навязывает тебе свое общество, якобы на каких-то там законных основаниях. Но все оказалось не так… Если бы ты только знала, как я безумно хочу, чтобы ты вспомнила меня, не приняла, не доверилась, а просто вспомнила. И окончательно решила, нужен я тебе или нет.
Слушая его горячий шепот, Кристина растерялась, не зная, что ответить. Она не поняла многое – из того, что он сказал, особенно его последнюю странную фразу. Любовь, тревога и какое-то мучительное ожидание на его лице лишали ее последних остатков здравого смысла.
