— Похоже, грядет нашествие женщин-предпринимателей. Анита Роддик в «Боди-шоп», Дэбби Мор в «Пайнэппл». Как вы думаете, почему это происходит?
— Ну, — Элизабет взглянула на Нину, — женщины сами себе дают шанс, потому что никто другой не собирается сделать это за них.
— А вы, девушки, всегда были подругами?
Нина пожала плечами.
— Мы, девушки, всегда ненавидели друг друга.
Несчастный писака опустил блокнот.
— Не понимаю.
— А что тут не понимать? Я же говорю по-английски, — вежливо сказала Нина.
— Вы что же, и до сих пор в таких отношениях? — спросил дурачок. — На его лице было ясно написано, что он считает обеих сумасшедшими истеричками и ему совершенно непонятно, как им удается делать такие деньги.
— Нет. — Элизабет улыбнулась своей партнерше. — Мы, конечно, старались продолжать в том же духе, но, откровенно говоря, оказались слишком заняты.
— Сейчас мы понимаем друг друга лучше, — добавила Нина.
— А третий партнер, доктор Нэймет?
— Мне нравится Генри, — осторожно сказала Элизабет. — И отношения по работе у нас замечательные.
Ему придется удовлетвориться ответами, все равно у него нет ничего другого, подумала Нина. Элизабет очень гладко все излагала, чтобы ничего не просочилось. Они на самом деле работали прекрасно, но Генри с Ниной все время воевали. Набрасывались друг на друга. Кричали. Сотрудники слышали поток брани, которой поливали друг друга эти двое американцев. Нина понимала, что в стычках виновата она, но ничего не могла с собой сделать.
Было слишком мучительно находиться рядом с ним.
Видеть, как он скрючивается за компьютером, следит глазами за бегущими цифрами, как лицо его озаряется светом монитора. Иногда они работали вместе допоздна. Нина старалась держаться от него подальше. Иначе возникало страстное желание взъерошить ему волосы. Иногда она не могла выносить его взгляда, настороженного, как будто он пытался понять, почему не раскусил ее с самого начала.
Каждый день Нина ждала: вот он войдет и объявит, что у него есть подружка. Каждый день она ужасно боялась этого. Быть так близко к нему оказалось мучительно. Нестерпимо.
Но Нина не могла без Генри. Его репутация росла с каждой неделей, он был мотором задуманной ею мести Тони Сэвиджу, а для нее и для Элизабет это была задача номер один.
Элизабет пересказала Нине пословицу, которую ей открыл Тони: «Высокие маки срезают». Каждая работа, которую удавалось получить, каждый новый счет, который им оплачивали, были пощечиной этому ублюдку. Тони отказывался комментировать успехи своей дочери. Когда Нина представляла себе осаждающих его журналистов, она получала чрезвычайное удовольствие. И даже более того, их вопросы его оскорбляли. Причиняли ему боль.
Нина иногда из злорадства предлагала что-то «Дракону». Когда там отказывались, она обращалась к его конкурентам. У «Дракона» есть собственные программы. Но они намного отстали от «Высоких маков». На рынке они откусывали от доли пирога Тони. В первый день, когда акции «Дракона» резко упали, Нина открыла бутылку шампанского. Тогда «Высокие маки» были еще в малом бизнесе, но им уже было недолго там оставаться.
— Да, успех — дело тяжелое, — сказал Генри. — Как и ты сама.
— Я? Да я просто зефир. Послушай, это действительно необходимо?
— Да, очень, — сказал Генри и с рассеянным видом запустил пальцы в волосы.
— Тогда, может, я поработаю с тобой?
— Сегодня вечером?
— Да, но если не хочешь, не будем, — покраснев, сказала Нина.
— Да нет, очень хорошо. К тебе пойдем или ко мне?
Похоже, что мы договариваемся о свидании.
— О, у тебя было бы прекрасно. И нет, это не похоже на то, будто мы договариваемся о свидании, — сказала Нина с горечью. — Не беспокойся, я все понимаю.
— Давай вернемся в отель, — сказал Джек, целуя ее В лоб и в брови. — Ну ты и заводишь меня, честное слово. — Он наклонился к ней, опершись руками о стол. — Там в спальне тоже есть стол, и я хотел бы оголить твой зад и…
— Джек! — Элизабет его оттолкнула. — Боже мой, это единственное, о чем ты можешь думать?
Он ухмыльнулся.
— Не-а, иногда я представляю, как ты на мне. Как я тебя мою в ванне…
Элизабет покраснела.
— Прекрати сейчас же. У нас это не сексуальное путешествие, Джек. Это серьезное дело, это мой серьезный бизнес.
— Да я знаю. — Джек выпрямился и позволил ей вырваться из сильных рук. — На меня это произвело очень большое впечатление…
— ..и вызвало удивление.
Он пожал плечами.
— Да, и это. Признаюсь. Но слушай, детка, сейчас положение дел меняется, тебе не надо ни о чем беспокоиться. У тебя будет достаточно денег, своя доля из этого, бизнеса, а когда мы приедем в Техас, мы сможем…
— Подожди секунду, — Элизабет подняла руку, — не спеши. Что ты только что сказал?
Джек покачал головой.
— Да, ты права. Я все смешал. Я слишком тороплюсь. Но я же целый год тренировался в скоростном спуске. — Он опустился перед ней на одно колено и взял ее руку в свою. — Элизабет, ты знаешь, я люблю тебя. А ты любишь меня. Если только ты не очень хорошая актриса. Ты выйдешь за меня замуж?
— Джек…
Лицо его слегка затуманилось.
— Да или нет, дорогая?
— Может быть, — ответила Элизабет.
Джек ошарашенно посмотрел на нее. Потом встал и грозно нахмурился.
— Может быть? Ты же знаешь, я готовился к этой сцене. — Он полез в карман, вынул голубую бархатную коробочку и открыл. Внутри лежало кольцо из белого золота с изумрудами и бриллиантами. — Настоящая романтика и все такое. Я должен тебе сказать, девушка, ответ «может быть» здесь не годится. Мы что, еще продолжаем играть в разные игры? Разве мы этот вопрос не решили?
— О да, — Элизабет закивала, заморгав от подступивших слез, — мы решили. Поэтому я и сказала «может быть». Я действительно тебя люблю, Джек. И всегда любила. Я хочу выйти за тебя замуж.
— Но тогда в чем проблема?
Она указала на офис у него за спиной.
— В этом проблема, Джек. «Высокие маки». Это мое, я это не продаю. Не сейчас. Мы на пороге чрезвычайного… Я ждала этого всю жизнь… Стать кем-то заслуженно. По праву. Я не могу это бросить, вернуться обратно…
Джек тяжело опустился в кресло.
— Дорогая, у меня нет выбора. Я единственный ребенок в семье, у меня сотни акров техасской земли, два отеля, конюшня, полная лучших арабских жеребцов. Я не могу все это продать.
