желанию он должен был отказаться от большой политической карьеры и, несмотря на свое баснословное богатство, остался навсегда окруженным холодом отчуждения и молчаливого осуждения того общества, к которому принадлежал по рождению. Он не был в полном смысле изгнанником из Англии, как Байрон, с судьбой которого его жизнь имеет известное внешнее сходство. Он мог периодически наезжать в Англию и во второй половине своей жизни окончательно поселился в своем поместье, сохранив, однако, привычки европейца-космополита, приобретенные в течение долгой жизни за границей.
Годы французской революции, с 1789 по середину 1793, Бекфорд с небольшими перерывами жил в Париже, где был свидетелем взятия Бастилии, июньских дней, процесса и казни короля. При существовавших тогда враждебных отношениях между торийской Англией и революционной Францией такое длительное проживание богатого англичанина в революционной столице не может не показаться удивительным. По-видимому, однако, Бекфорд рассматривался в якобинских кругах как человек, сочувствующий революции. Он дружил с якобинцем Сантерром, начальником национальной гвардии в дни казни Людовика XVI, и с членами секции «Брут» парижской коммуны, и в официальных документах эпохи о нем говорится, как об «англичанине, пользующемся общим уважением за свои революционные принципы». «Вдохновленный любовью к свободе, он собирался купить национальные именья, чтобы окончательно обосноваться во Франции, но, не найдя таких, которые пришлись бы ему по вкусу, вынужден был силою обстоятельств вернуться в Англию». В паспорте, который был выдан ему революционными инстанциями, Бекфорд был обозначен как «иностранец, с которым Франция расстается с сожалением».
Трудно сказать, насколько принципиальными и глубокими были в то время революционные симпатии Бекфорда. Следует, однако, отметить, что по своему мировоззрению он был, по-видимому, не только «вольнодумцем», но и атеистом. Уже в глубокой старости на смертном ложе он категорически отверг «утешения религии», отказавшись от причастия как по англиканскому, так и по католическому обряду.
Последним долговременным приютом Бекфорда за границей были Португалия и Испания. В первый раз он попал в Лиссабон еще в 1787 г. в конце первого периода своего изгнания из Англии с намерением ехать оттуда в Ямайку, в свои владения. Но план этого экзотического путешествия оказался неосуществленным, как и поездка на о. Мадейру, потому что Бекфорд испугался длительной и в то время небезопасной поездки через океан. Во второй раз он провел в Португалии и Испании два с половиной года (1793-1796). Он выстроил себе роскошный замок над морем, близ устья Тахо, развалины которого воспел впоследствии Байрон в «Чайльд-Гарольде». Поддерживая отношения с двором и правящими кругами, он надеялся, по-видимому благодаря своему богатству и личным связям, сделать здесь придворную и политическую карьеру, оказавшуюся невозможной на родине. Но враждебное отношение английской дипломатии к его планам не позволило ему и на этот раз найти удовлетворение своему честолюбию и жажде деятельности. Пребывание Бекфорда на Пиренейском полуострове обогатило его лишь новыми историческими и художественными впечатлениями, отразившимися в его письмах к друзьям.
По возвращении из Португалии в конце 1796 г. Бекфорд окончательно поселяется в своем поместье в Фонтхилле. Уже несколько лет он носился с мыслью вместо помещичьего дома своего отца построить себе дворец по своему вкусу, в модном готическом стиле, но во много раз превышающий по своим размерам, роскоши и красоте маленький замок «этого старого дурака Уолпола», как он презрительно называл своего предшественника. В качестве строителя Бекфорд еще в 1791 г. пригласил президента Британской Академии художеств, знаменитого архитектора Джемса Уайата, прославившегося в качестве мастера готических построек. С конца 1796 г. строительство развернулось полным ходом по плану Уайата, но с поправками, которые беспрестанно вносил нетерпеливый хозяин. Все место будущей постройки заранее было обнесено стеной высотой в 12 футов, препятствовавшей непрошеным визитам любопытных соседей и туристов. На строительстве было занято одновременно около 500 рабочих, частично снятых, по распоряжению Уайата, с королевских построек. Бекфорд был щедр в соответствии со своим богатством и много раз подчеркивал, что своей затеей он дает хлеб в голодное время бедному населению окружающих деревень. В 1800 г. постройка настолько подвинулась, что Бекфорд мог устроить в ней торжественный прием в честь адмирала Нельсона и старого Уильяма Гамильтона с его печально знаменитой женой. Строительство было полностью закончено лишь в 1807 г. В многочисленных готических залах «аббатства» Фонтхилл, в галереях, рефектории, часовне, жилых комнатах размещены были огромные художественные коллекции, собранные Бекфордом в его заграничных путешествиях: редкие картины, старинные книги, предметы роскоши всякого рода. Интересно, что в его библиотеке имелись почти все произведения поэта-художника Уильяма Блейка, его «Песни невинности», пророческие книги и гравюры к чужим произведениям. Блейк был в это время совершенно неизвестен своим современникам: Бекфорд, по-видимому, сам открыл его, почувствовав в мистической фантастике его гравюр родство со своими собственными восточными фантазиями.
В архитектурном плане «аббатства» в особенности выделялась небывалой высоты башня, идея которой, как и многое другое в постройке, подсказана была Бекфорду «Ватеком». Первоначально она имела высоту 300 футов, строилась очень поспешно и, недостаточно укрепленная, обрушилась через несколько месяцев. Тогда Бекфорд приказал воздвигнуть вторую башню такой же высоты, но более прочную. Эта последняя продержалась двадцать четыре года и упала уже в то время, когда Бекфорд, потеряв значительную часть своих средств вследствие неблагоприятной торговой конъюнктуры, вынужден был в 1823 г. продать «аббатство» Фонтхилл со всеми его коллекциями за сумму в 330 тыс. фунтов стерлингов другому представителю английской колониальной буржуазии, «набобу», недавно разбогатевшему на торговле с Индией.
Вынужденный покинуть Фонтхилл, Бекфорд провел последние годы жизни в небольшом поместье Ленсдаун, близ Бата, где он также вскоре занялся постройкой дома по своему плану, на этот раз в новом, классическом вкусе. И этот дом был окружен стеной и имел высокую башню, однако, в соответствии с значительно более скромными масштабами новой постройки, высотою на этот раз только в 130 футов. Сюда Бекфорд перевез свою библиотеку и остатки своих художественных коллекций, и здесь он прожил до глубокой старости, встречаясь с немногими близкими, одиноким осколком прошлых поколений.
Еще при жизни Бекфорда вокруг его имени стала складываться биографическая легенда. Его несметные богатства в годы жизни в Фонтхилле контрастировали с добровольной замкнутостью и одиночеством этой жизни. За стенами его замков, закрытых для любопытных глаз, подозревали чудеса или тайные преступления. Его долговременные путешествия за границу, в том числе в революционный Париж, и неясные страницы его биографии вызывали любопытство и кривотолки. Отщепенец от общества и полудобровольный изгнанник, он казался самым существованием своим и судьбой воплощением индивидуалистического протеста против моральных и общественных предрассудков дворянско-буржуазной Англии, с чертами вольнодумства и аморализма, несвободного от позы, но во многом
