выражение лица, замыкал колонну Зак. Снег скрипел под ногами, Лилия растирала окоченевшие в перчатках ладони, изо рта вырывались облачка пара.
Хоть Зак и уверял, что эти люди не причинят ей вреда, Лилия чувствовала себя неуютно: полчаса назад она смотрела видеозаписи, на которых они убивают людей, повинных только в том, что желали справедливости. Казалось, если она сделает неправильное движение, толпа набросится на неё и даже Зак не сможет защитить, поскольку он один, а их шестеро.
При её приближении каждый из присутствующих приподнял маску, превратив их в подобие шапок. Самому старшему из них было слегка за сорок, остальным между тридцатью и сорока.
– Рад, наконец, познакомиться, – произнёс сорокалетний. У него были грубые черты лица, тонкие губы, будто вырезанные неумелым плотником, жёсткая кожа, а брови были такими тонкими и редкими, что казалось, будто их совсем нет. Грустные голубые глаза отчего-то смотрели не в глаза Лилии, а ниже, в район её подбородка. – Вы меня не помните, но мы с вами уже встречались. Вам было около шести, когда я приехал на встречу с вашим отцом, я ещё подарил вам маленький круглый каштанчик с рожицей.
– Я помню каштан, – ответила Лилия. – Только вас не помню.
Это неудивительно: внешний вид мужчины был совершенно непримечательным, без выдающихся черт. При взгляде на него казалось, что это обыкновенный инженер с одного из ближайших заводов. К тому же Эдуард встречался с таким количеством людей, что всех было не упомнить.
– Моё имя Борислав Бабичев, но все называют меня Барби. Я возглавляю отдел «Р», это часть корпорации «Транстек», официально занимающаяся противодействием промышленному шпионажу. Однако наша настоящая цель – поиск тех, кто хочет навредить «Транстеку» или вашей семье. Мы находим таких людей, запугиваем, а затем платим за молчание.
«Или убиваете, если они не хотят брать деньги».
– Что вы здесь делаете? – спросила Мэри, явно недовольная этой встречей.
– После смерти Эдуарда мы продолжили работу в штатном режиме: выискивали тех, кто копал грязь на компанию, и убеждали прекратить поиски. Так мы наткнулись на вашего сыщика, а затем по его следам вышли на старика, у которого хранилось просто неимоверное количество компромата на Эдуарда. Мы знали, что вы приедете сюда, поэтому ждали вас здесь, чтобы познакомиться.
– Но зачем? Вы могли позвонить Лилии в любой момент, спросили бы её личный номер у кого-нибудь из руководства.
– Мы хотели, чтобы она встретила нас после того, как сама увидит, чем мы занимаемся, – ответил мужчина, не понимая, к кому обращаться, к Мэри или хранящей молчание Лилии.
– И чем же вы занимаетесь, по-вашему? – спросила Мэри. – Как вы относитесь к совершённым вами убийствам?
Этот вопрос Лилию интересовал не меньше, чем желание узнать, зачем люди Эдуарда захотели с ней встретиться. Невозможно оставаться нормальным человеком, имея на душе такие тяжкие преступления. Любой человек, совершив зло, будет тем или иным способом искать оправдание своему поступку, чтобы заглушить голос совести. Даже если он совсем тихий.
– Делаем не самые приятные вещи ради сохранения целостности компании. Никто не скажет нам за это спасибо, не поблагодарит в конце рабочего дня, и никто из нас не ляжет спать с чувством выполненного долга. От этой работы остаётся только опустошение и чувство внутреннего выгорания. Но кто-то должен её делать, так почему не мы, тем более Эдуард платил нам более чем достаточно.
– Вы убивали людей, – произнесла Мэри, качая головой. Лилия заметила, как остальные начинают переминаться с ноги на ногу, им не нравилось, куда направляется этот разговор, но щадить их чувства Мэри не собиралась. – Вы же не думали, что мы сейчас выйдем из этого дома и скажем: «Спасибо за вашу работу, вы так много для нас сделали». Вы убивали целые семьи и наверняка получали за это огромные деньги. Никто не благодарит наёмных убийц.
– А вы, простите, кто? – спросил Борислав.
– Я лучшая подруга Лилии, – ответила Мэри. – А ещё советник по всем вопросам.
– Всё так, – подтвердил Борислав. Его грустное выражение лица стало ещё более грустным. – Однако мы пришли не за прощением: я уже давно смирился, что приходится скрывать от близких свою работу и жить во лжи. Я пришёл для того, чтобы предложить нашу помощь. «Транстек» не может выиграть войну против коалиции, силы с обеих сторон равны.
– Лилия с Михалом каждый день думают над шагами к победе… Мне кажется, вы не сможете дать в этом хоть какой-нибудь стоящий совет: здесь совсем другой уровень конфликта.
– Я говорю о настоящем решительном шаге, в стиле Эдуарда.
Мэри открыла рот, чтобы произнести что-то едкое, но Лилия её одёрнула. За последний час она так много узнала об Эдуарде Келвине, что теперь считала его незнакомцем и хотела бы узнать, как он поступил бы в такой ситуации.
– Я знал вашего отца много лет, – продолжил Борислав. – И думаю, что сейчас он совершил бы нечто такое, от чего у многих повылезали бы глаза из орбит.
– О чём вы говорите? – спросила Мэри с подозрением.
– Эдуард всю жизнь создавал репутацию благородного человека. Но лишь для обычных обывателей. Для тхари Эдуард создавал совершенно иную репутацию: он хотел, чтобы его боялись. Чтобы при одном упоминании имени Эдуарда у всех начинали поджилки трястись. Лилию должны бояться так же, как её отца, чтобы вернуть влияние семьи. Все жители посёлка в Гибралтаре должны видеть в ней человека, который пойдёт на что угодно ради победы, на любые поступки, принесёт любые жертвы, но добьётся своего. Тогда никто не рискнёт встать на её пути.
– Вы предлагаете кого-то ликвидировать, – догадалась Мэри и коротко усмехнулась. – Ну конечно же, вы ведь ничего, кроме этого, не умеете.
– Да, – подтвердил Борислав. – Восемнадцать человек.
– Сколько? – удивилась Мэри. Она чуть не поперхнулась собственным языком.
Лилия была солидарна с Мэри, но в отличие от неё не отмела это предложение сразу. С тех пор как она увидела мёртвого Андреса в коробке от холодильника, поняла, что ей стоит действовать смелее, иначе так ничего и не добьётся.
– Выкладывайте уже, что придумали.
– Сегодня, или, точнее, уже вчера, центральный суд отложил рассмотрение развала «Транстека», хотя всем известно, что это абсолютно незаконное дело и его стоило отклонить сразу же. Политическая верхушка ожидает, когда определится победитель, поскольку все хотят оказаться на правильной стороне. Я предлагаю совершить нечто такое, что покажет элитам, кто здесь победитель. Для этого надо совершить сразу две вещи. Первая: убить Бахира Салахуддина, его пожилую мать, его дочь Вуджуд с мужем Раифом, их троих сыновей, а также родного сына Бахира и его двоих внебрачных детей. Итого десять человек Салахуддинов, напомню вам, эта семья наняла убийц, чтобы они расправились с вами, вашими братьями и сестрой.
При упоминании Андреса Лилия начала злиться, но не на Борислава, а на коалицию, которая лишила её брата.
– Вы назвали только десятерых, – ответила Мэри. – Откуда взялись ещё восемь?
– Трое судей, которые вчера вынесли вердикт о переносе, а также их семьи, пять человек. Если наказать тех, кто выносит незаконные решения, то никто больше не станет участвовать в этом фарсе.
– Вы предлагаете убить их всех? – спросила Мэри. – Вот так просто? Лишить жизни… людей? Многие из них ни в чём не виновны.
– С врагами надо поступать жёстче, чем они, чтобы никто больше не решился объявить себя вашим врагом.
– Значит, вы спрашиваете у Лилии, даёт ли она вам разрешение на это? Почему у неё? Почему не спросили у Елизаветы, пока она ещё участвовала в делах «Транстека»?
– Елизавета никогда не одобряла нашу работу, она ни разу нам не позвонила за последние месяцы, нам приходилось всё делать самостоятельно. К тому же Елизавета не владеет «Транстеком», им владеет Лилия, следовательно, её приказы мы должны выполнять.
– В таком случае вот наш ответ… – начала Мэри.
– Я согласна, – перебила её Лилия.
– Что? – переспросила Мэри, поворачивая голову в её сторону.
Они обменялись короткими взглядами: Лилия попыталась выразить всё своё отчаяние, накатывающее на неё в последние месяцы.
