Все предпринятые Артемом меры безопасности оказались напрасными, потому что в номере отеля, в который он пробрался по служебной лестнице, его ждал букет цветов и короткая записка: «Желаю счастья! Друг». По почерку понять, кто писал это послание, было невозможно, но что-то свидетельствовало в пользу того, что автором был именно Алим Фархутдинбеков.
Он в принципе никогда и ничего не писал собственноручно. Так и это письмо, видимо, писал секретарь, но за кратким посланием скрывался гораздо больший смысл. Алим прекратил преследование. Погони больше не будет.
Павлов опустился на диван. Прикрыл глаза. Он чувствовал себя полностью опустошенным. Дело убитого продюсера раскрыто не было, гонорар за потраченные силы и время не получен, самый могущественный бизнесмен страны превратился если не во врага, то в недруга, а любимая прекрасная девушка сбежала. Таких «результатов» адвокат Павлов не достигал никогда.
Нет, он, разумеется, приостановил немедленное растаскивание наследства по паучьим углам, но надолго ли? Что-то в последнее время плохих новостей было больше, чем хороших.
— Придется окончательно переквалифицироваться в телеведущие. Там, по крайней мере, можно все отрежиссировать и подмонтировать, — мрачно проворчал недавно успешный адвокат, споро собирая вещи в дорожную сумку.
Однако, прибыв в аэропорт, Артем понял, что полоса неудач далеко не завершилась. Он опоздал на рейс — впервые, наверное, в жизни. А когда он с тоской во взоре двинулся к выходу, размышляя, как убить время до следующего подходящего самолета, Артем нос к носу столкнулся с… Корнеем Львовичем Фростом.
— Ну что, Павлов, поговорим? — загородил дорогу медиамагнат.
Артем окинул взглядом вставшую по бокам олигарха, застившую солнечный свет охрану и равнодушно махнул рукой:
— Нет проблем.
Положа руку на сердце, в настоящий момент ему было плевать на все.
Враги
Когда ваша жизнь превращается в сплошные перелеты, наступает момент, когда купить собственный небольшой самолет становится дешевле, чем постоянно оплачивать VIP-класс. Фрост летал своим самолетом давно, очень давно. Чаще всего один, хотя на такие вот мероприятия он нередко брал к себе артистов и халявщиков, как их называют, рыб-прилипал. Сегодня за ним увязался только один халявщик — бывший успешный, а ныне спивающийся композитор и продюсер Кузьмин, он же Кузя. Так что Фрост мог спокойно предложить опоздавшему на рейс Павлову одно бесплатное место — рядом с собой.
— И вы зря времени не потеряете, — еле сдерживая кипящую ненависть, процедил он сквозь перекошенные губы, — а заодно и поговорим.
Павлов равнодушно кивнул Фросту, и тот недобро усмехнулся. Ему показалось, что идущий рядом к самолету адвокат уже понимает, что эту схватку проиграл — с треском.
— А где ваша Киссочка? — дыхнул сбоку пивным перегаром Кузя.
Артем, отгоняя духан, замахал рукой, а Фрост брезгливо поморщился:
«Вот уж действительно — сбитый летчик!»
Именно так называла тусовка сошедших с конвейера бывших собратьев по судьбе. Нет, совсем уж в российскую нищету они не погружались. Некогда успешному продюсеру дали возможность представлять интересы таких же, как он, сбитых летчиков типа трио «Поющие соловьи» или певца со звучным псевдонимом Никита Муромец. Какие-то деньги это давало, хотя, положа руку на сердце, остановить однажды начавшееся падение было сложно, и рано или поздно нужда в таких вот Кузях исчезала.
«А он теперь в кино снимается, — жестоко смеясь, говорила о них тусовка, — убитых немцев играет!»
— Ну так, Артем, где же ваша Киссочка? — все не унимался дышащий перегаром Кузя — ни когда они поднимались по короткому трапу, ни когда усаживались по местам.
— Слушай, Нафаня, — уже совсем презрительно, общеизвестной кличкой от имени домовенка Кузи, припечатал его Фрост, — падай в кресло и пей свое пиво. Не мешай людям разговаривать!
Но неугомонный бывший композитор и продюсер поперся в кабину к пилотам, принялся с мазохистской откровенностью объяснять им, что он тоже летчик, только сбитый, и Фрост жестом подозвал стюардессу:
— Алечка, посади его сзади, поближе к туалету, и залей пивом. Пусть захлебнется.
И стюардесса кивнула, а едва дверь хлопнула и турбины запели, Фрост повернулся к Павлову и с наконец-то не сдерживаемой яростью процедил:
— То, что этот Саффиров работает на вас, еще не значит, что…
— Подождите! — оборвал его Артем; он уже уловил эту интонацию и вспыхнул, как сухой порох. — Неужели вы, Корней, так испорчены?! Ну почему вы полагаете, что если кто-то в России поступает по закону, то это означает, что он работает на меня?
Фрост язвительно рассмеялся:
— А как же еще?! Других таких дураков в России нет! Поэтому вы и проиграете это дело, что делаете все строго по букве закона…
Адвокат пожал плечами, но Фрост собирался высказать ему все.
— Помяните мое слово, Павлов! Вы не отыграете из этого наследства ни цента! Вы лишились поддержки Алима ровно в тот миг, как он увидел, какими глазами вы смотрите на Айю.
Адвокат покачал головой.
— А я и не рассчитывал на помощь Алима. И на самом деле это вы, Корней, лишились перспектив, едва Алим устранился от участия в дележе.
Фрост заиграл желваками. Алим и впрямь был значительной фигурой…
— Он не устранился. Он будет участвовать; просто сделает это другим способом.
— Но вам-то его поддержки уже не получить! — развернулся к нему адвокат.
Корней покачал головой.
— Вы не принимаете в расчет главного, Артем. В нашем бизнесе в бумагах светится от силы пять процентов бабла. Все остальное — черный нал. И именно этот черный нал идет на погашение реальных обязательств бизнесмена — за контрабандный пластик для дисков, на премии «крышам», на откаты, мэрам на понты, сенаторам на предвыборные игрища, на банальные взятки, наконец…
