— Можете не сомневаться, — заверил я. — Ночь мы проведем с огромным удовольствием.
…Не так-то легко было решиться причинить ей страдание. Поджилки у меня тряслись, как у старого паралитика, а раза три я был вынужден кидаться к унитазу, потому что начиналась рвота. Видимо, срабатывали прежние установки, не позволявшие причинять Ксане вред.
Разве кому-то позволено причинить вред бывшей любовнице хозяина?..
Мне наплевать, кто сюда придет.
Сегодня я страшнее всех.
Я как следует связал ей ноги и руки полотенцем, а поверх наложил плотные жгуты, чтобы не пережать сосуды. Хотя, в принципе, мне наплевать на ее сосуды, но совсем не хочется оставлять следов.
С каждой минутой, занимаясь столь важными приготовлениями, я выздоравливал. В самом начале, когда она упала, я испытал такую острую боль, что чуть не повалился рядом. На четвереньках дополз до ванной и проглотил пару таблеток скоростного антидепрессанта. Кстати, таблетки вывалились из Ксанкиного редикюля, когда я в запале ярости вытаскивал из ванной трюмо. Было и такое…
Так что кое в чем супруга мне даже помогла. Вскоре таблетки подействовали, и дело пошло гораздо веселее, я даже напевал, а потом вставил в плеер чип с концертом медиативного рока.
Мне стало все равно.
Потом у нее в кармане запиликало, и я чуть не заорал от ужаса, но оказалось, это вызов заправщика. «Домовой» гаража интересовался, как поступить с ее машиной. Я ни черта не понял и решил сам спуститься вниз. Немножко передохнул в гараже, а потом пережил пару опасных минут, пока искал по ярусам ее автомобиль.
Ксана оставила «ягуар» в проходе, в надежде, что объедут. Видимо, она так поступала всякий раз, когда приезжала ко мне, чтобы не платить за место. Делала вид, что скоро уедет, что заскочила на минутку. Именно сегодня ей, а точнее — мне не повезло, или не хватило трех сантиметров. В проходе прохаживался разъяренный водитель широченного джипа, и с ним на пару уже топтался охранник. Водитель джипа был в чем-то похож на свой автомобиль, не хотелось бы с ним столкнуться на узкой тропе. Очевидно, встретив розовый «ягуар», он попытался сдать задом, чтобы проскочить в параллельный проход, но зацепил бампером за ограждение и застрял.
Кстати, я сегодня впервые увидел Ксанкину машину. Я бы ее и не нашел, если бы на карточке ключа не стояла гравировка номера. Просто меня раньше не интересовало, на чем моя жена ездит. Меня вообще ни хрена, кроме ее самой, не интересовало.
— Это ваше авто? — недовольно протянул охранник, наблюдая, как я втискиваюсь между рулем и задранным вверх сиденьем.
Этого парня я раньше не встречал. Видимо, сторожей действительно заменили после убийства, а новеньких настропалили бросаться на всех подряд.
— Это машина моей жены. — Я лучезарно улыбнулся владельцу застрявшего джипа и кое-как вывел «ягуар» из гаража. Каждую секунду я ожидал окрика или погони, но никто из охраны так и не появился. После моих ладоней рулевое колесо стало мокрым…
— Отпусти, меня, подонок! — Ксана плюет, и довольно удачно попадает мне в руку.
Я легонько бью ее по лицу, из носа тут же идет кровь. Вверх ногами очень непросто плеваться, женщина начинает хрипеть и кашлять. Я поворачиваю кран для холодной воды и укладываю ее горизонтально, потом сажусь на табурет и закуриваю очередную сигарету. Уже третью за сегодняшний вечер. Так приятно покурить, особенно после того, как тебе несколько недель внушали, что ты некурящий.
А может быть, несколько месяцев?
Понятия не имею, как долго мы пробыли мужем и женой. Контракта, скорее всего, просто не существует. Теперь смешно и стыдно вспоминать, как Коко раскачивала во мне ментальные блоки.
— Ты ублюдок… — Ксана отплевывается, лежа на боку. Я направляю на нее свет фонаря. Левая половина ее туловища, лицо и костюм становятся мокрыми. Ледяная вода продолжает прибывать в ванну. Кровь из носа размазалась по щекам, а на лбу застыла черным узором. — Выпусти меня немедленно, если не хочешь остаток жизни гнить в тюряге!
Я с наслаждением затягиваюсь. «Эрзац»,.конечно, не заменит настоящий запрещенный табак, и отвыкаешь от него легко, но как приятно…
— Зачем вы убили Милену Харвик?
От моего вопроса она перестает дышать, и я с подлой яростью чувствую, что попал в точку.
— Ты сумасшедший…
— Зачем вы убили Милену Харвик? — Я ослабляю веревку, и несильно наклоняю ее лицо к поверхности воды. — Женщина, ты меня вынуждаешь.
Ксана подгибает, насколько это возможно, ноги и скулит, пуская пузыри. Из глаз ее катятся слезы, косметика расплылась по щекам, но очень скоро она приходит в обычное злобное состояние. Надо отдать должное, она не пытается играть и изворачиваться.
— Януш, ты… ты меня не узнаешь? Если проснулся, ты должен знать, кто я такая на самом деле…
Даже связанная, даже под угрозой затопления, эта женщина очень опасна. С ней нужно говорить крайне осторожно, чтобы она не догадалась, насколько мало мне известно.
Мне известно чудовищно мало.
— Януш, кто тебя разбудил? А-а, я поняла. Это твои ублюдочные криминальные дружки! Я говорила Леве, что их поганое гнездо давно надо было выжечь дотла!
— Сибиренко на тебя наплевать! — говорю я первое, что приходит в голову. — Я видел запись, где он после тебя трахает другую…
Ксана извивается, как личинка, насаженная на иглу. Еще немного — и она выдернет крюк из стены! А я-то полагал, что мне хорошо известны пределы ее ярости.
— Сукин сын, что ты можешь знать о Леве и обо мне! Кто ты вообще такой, чтобы обсуждать его действия, ты не стоишь ногтя с его мизинца! Это великий человек, и скоро все вы будете лизать ему пятки!
— Тогда зачем ты жила со мной, а не с ним? Зачем тебе мужчина, который не стоит и ногтя?
Видимо, на сей раз я сболтнул лишнее. Ксана затихает, даже перестает вырываться, а потом ее начинают сотрясать рыдания.
— Ты дурак, ты же ничего не помнишь… О боже, как я влипла! Ты же сам хотел, сам согласился попробовать.
— Я?! Сам, добровольно согласился жить с такой змеей?
— Я не могу так говорить, у меня шея затекла…
— Потерпишь. Я дольше тебя терпел.
Мне дико хочется ее ударить, это какое-то наваждение. И в то же время я понимаю, что необходимо себя сдерживать, иначе я сорвусь с катушек и забью ее до смерти…
— Ты сам согласился участвовать, ты подписал контракт и все страховки. Если выпустишь, я тебе покажу все документы.
— И в чем же я, по-твоему, участвую? — Я раскуриваю сигарету и пускаю ей дым в лицо.
Я не понимаю, как я могу себя так вести с женщиной. Если в таких повадках и заключено мое истинное «я», то оно меня пугает. Ксана кашляет. Она мокрая, синяя и очень некрасивая.
Я доволен.
