сюда тройскую армию и не оставить от замка Санк камня на камне! После этого вам придется руководствоваться другой логикой.
Татцель рассмеялась, вскинула голову и вышла в центральный зал.
Позже, в кладовой, Эйлас столкнулся с Ейном.
– Оставаться в замке Санк становится неудобно, – заметил Эйлас. – Если я не исправлюсь, меня охолостят.
– Будь уверен, Альвикс уже выбирает нож.
– В таком случае пора уходить.
Ейн огляделся по сторонам – вокруг никого не было:
– Всегда готов, если бы не псы.
– Псов можно одурачить. Проблема в том, чтобы Киприан не заметил нашего отсутствия, пока мы не доберемся до реки.
– Река не собьет ищеек со следа.
– Если я смогу уйти из замка, я смогу уйти от собак.
Ейн погладил подбородок:
– Я подумаю, что можно сделать с Киприаном.
За ужином Ейн сказал:
– Есть способ незаметно смыться из замка. Но придется взять с собой еще одного.
– Кого?
– Его зовут Каргус. Он помогает повару на кухне.
– Ему можно доверять?
– Не больше и не меньше, чем мне или тебе. Так как насчет собак?
– Нужно будет провести полчаса в сарае плотника.
– Завтра в полдень там будет пусто. Идет Киприан – нос в баланду!
Каргус был немногим выше Ейна, но, в отличие от Ейна, сделанного из жил и длинных костей, Каргус весь бугрился мышцами. Шея его толщиной превосходила массивные бицепсы. Черноволосый, почти наголо обритый, Каргус поглядывал маленькими черными глазами из-под мохнатых черных бровей. На кухонном дворе он поведал Эйласу и Ейну следующее:
– Я набрал кварту поганок, их называют «волчьей отравой». Они слегка ядовиты, но обычно не смертельны. Сегодня у нас на ужин суп с поганками и мясные пирожки с поганками. Ночью у всех в замке Санк будут бурчать животы. Повара обвинят в том, что он использовал подгнившее мясо.
– Если бы ты еще мог отравить собак, мы бы ушли отсюда не торопясь и посвистывая, – проворчал Ейн.
– Удачная мысль, но у меня нет доступа к псарне.
За ужином Ейн и Эйлас ограничились хлебом и квашеной капустой, с удовольствием наблюдая за тем, как Киприан поглощает две миски супа.
Наутро, как и предсказывал Каргус, у обитателей замка разболелись животы; наблюдались и другие разнообразные симптомы: озноб, тошнота, жар, галлюцинации и звон в ушах.
Каргус явился в кладовую – там, положив взмокшую голову на стол и дрожа всем телом, сидел Киприан.
– Почему никто ничего не делает? – заорал Каргус. – Поварята отказываются пальцем о палец ударить, а у меня все корзины переполнены мусором!
– Выноси мусор сам! – застонал Киприан. – Я не могу заниматься ерундой. Мне плохо – ох как мне плохо!
– Я повар, а не судомойка. Эй, вы! – Каргус подозвал слонявшихся поблизости Эйласа и Ейна. – Вы, по крайней мере, еще можете ногами передвигать. Опорожните корзины и поторопитесь!
– Еще чего! – огрызнулся Ейн. – Ты сам на ногах, у тебя руки не отвалятся.
Каргус повернулся к Киприану:
– От мусора нужно избавиться, вся кухня воняет! Прикажите его вынести, или я пойду жаловаться к Имбодену и спугну его с ночного горшка!
Киприан вяло махнул рукой в направлении Эйласа и Ейна:
– Пойдите вынесите чертов мусор. На четвереньках, ползком – как хотите, только оставьте меня в покое!
Эйлас, Ейн и Каргус сложили мусор в мешки и направились к свалке, захватив предварительно приготовленные продолговатые свертки. Избавившись от мешков, они побежали трусцой вдоль поросли кустарника, служившей достаточным прикрытием.
В полумиле к востоку от замка они перевалили через холм и, оказавшись там, где из замка их уже нельзя было заметить, побежали гораздо быстрее на юго-восток, далеко обогнув лесопилку. Они бежали, пока не выдохлись, после чего пошли шагом, потом снова побежали – не прошло и часа, как они уже стояли на берегу реки Малькиш.
Здесь река широко разливалась, хотя выше по течению ревела перекатами по крутым горным ущельям, а ближе к морю снова сужалась, перегороженная бурными порогами – там погибло множество беглых скалингов, утонувших или разбившихся о скалы. Не раздумывая ни минуты, Эйлас, Ейн и Каргус бросились в реку и перешли ее по грудь в воде, удерживая свертки над головой. Приближаясь к другому берегу, они задержались, чтобы получше рассмотреть окрестности.
Рядом не было ничего, что послужило бы их целям; они двинулись вброд выше по течению, пока не нашли на берегу небольшую отмель, покрытую плотной галькой, – над ней поднимался пологий травяной склон. Беглецы достали из свертков предметы, заранее изготовленные Эйласом и Ейном в плотницкой мастерской: короткие ходули с надежно закрепленными на концах соломенными подушками.
Оставаясь в воде, они надели ходули, после чего все трое выбрались на берег, стараясь не наследить на гальке, и поднялись по травяному склону. Широкие соломенные подушки не оставляли на траве вмятин и запаха, способного привлечь внимание ищеек.
Целый час они ковыляли на ходулях. Когда им встретился ручей, они зашли в него и сняли ходули, чтобы передохнуть. Затем они снова надели ходули – обученные псы, не обнаружив след у реки, могли бегать кругами все большего радиуса.
Еще час они поднимались на ходулях по пологому склону, поросшему редкими чахлыми сосенками там, где в углублениях скопилась тощая красноватая почва. Эти места были непригодны для сельского хозяйства – немногие крестьяне, собиравшие здесь смолу, чтобы варить скипидар, или выпасавшие свиней, давно переселились в другие края, подальше от ска. Беглецы шли по безлюдной пустоши, что их вполне устраивало.
Переходя еще один ручей, они снова сняли ходули и присели отдохнуть на плоский камень. Утолив жажду, они подкрепились хлебом и сыром из котомок. Прислушиваясь, они не различали никаких отголосков лая, но замок был далеко и они не ожидали ничего услышать; скорее всего, их отсутствие никто еще не заметил. Беглецов подбодряла мысль о том, что им, может быть, удастся опередить погоню на целый день пути.
Выкинув ходули, они поднялись вверх по течению в восточном направлении, не выходя из воды, и вскоре очутились на причудливом плоскогорье, где обветренные останцы и крошащиеся черные скалы выступали из некогда распаханных, но заброшенных полей. Некоторое время они шли по старой дороге к развалинам древней крепости.
В нескольких милях за крепостью местность снова становилась дикой – начинались холмистые горные луга. Радуясь свободе под открытым небом, три беглеца спешили к туманным горам на востоке.
Здесь, однако, их одиночеству наступил конец. Из ложбины в полумиле к югу выехал под развевающимися на ветру черными стягами отряд вооруженных наездников-ска. Пустив лошадей галопом, они окружили беглых рабов.
Командир, суровой наружности барон в черных латах, не проронил ни слова
