Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
В середине дня Шестопалов неизменно торчал возле приморского ресторана, где Курьянов частенько обедал. Опять же приезжал с двумя, с тремя приятелями. Как понял Шестопалов, это были не друзья, скорее клиенты, люди, которые чего-то от него хотели. И Курьянов назначал им встречу в этом ресторанчике, уверенный в том, что за обед, каким бы он ни был, расплатятся его просители. Каждый раз это были другие люди, каждый раз между ними и Курьяновым происходило нечто вроде знакомства. Обед продолжался часа полтора, а то и два, после чего вся компания, раздобревшая, румяная, говорливая, выходила из увитого зеленью павильона и рассаживалась по машинам.
Постепенно Шестопалов изучил всю прилегающую местность. Недалеко от ресторана останавливались маршрутные такси. Примерно каждые пять минут маленький полупустой автобус проскакивал мимо павильона, иногда останавливался – если кто-то выходил или садился. За рестораном, в невысоком редком кустарнике располагался туалет. Обычное кирпичное строение, выкрашенное белой краской. С одной стороны красовалась жирная буква М, с другой – точно такая же буква Ж. Если пройти через кустарник и свернуть за угол трехэтажного дома, то можно сразу оказаться на проспекте.
С противоположной стороны ресторана стояли несколько зонтиков, под которыми были установлены пластмассовые столики с хлипкими, расползающимися стульями. Там продавали пиво в розлив. Хорошее пиво, как успел убедиться Шестопалов, – в меру холодное, в меру острое.
И даже домой Курьянов приходил не один. Но самое неприятное для Шестопалова – у него не было определенного времени возвращения. Он мог завалиться домой в три часа дня, мог с таким же успехом появиться перед домочадцами и в три часа ночи. Часами торчать у подъезда и мозолить глаза всем проходящим мимо было безграмотно и глупо.
Наконец Шестопалову повезло.
Он еще не успел ничего осознать, но только вдруг почувствовал, как дрогнуло сердце и чуть взмокли ладони. Казалось бы, все происходило как всегда, не случилось ровным счетом ничего необычного, но стрелка где-то глубоко в его организме вдруг качнулась резко вправо. Как в электрическом приборе, который долго стоял обесточенным, и вдруг какие-то его проводки коснулись задействованных клемм.
Курьянов, как обычно шумный, розовый, вышел с несколькими приятелями из ресторанчика, и вся компания остановилась в тени тополя, продолжая начатый за столом разговор. Все задымили, а в таких случаях курят обычно и те, кто никогда сигареты в рот не берет. Курят, чтобы не выглядеть белой вороной, чтобы не подумал, не дай бог, кто-нибудь, что ты считаешь себя лучше других, что больше печешься о собственном здоровье. Да, так уж сложилось, что забота о собственном здоровье стала дурным тоном, и эту свою заботу о себе надо скрывать и прятать как нечто постыдное, позорное, что выдает твою слабость, ненадежность в дружбе и в делах.
Так вот Курьянов, разгоряченный коньяком и шашлыками, а в том, что вся компания пила коньяк и закусывала шашлыком, не было никакого сомнения – достаточно было взглянуть на их румяные физиономии... Так вот Курьянов, не выплевывая сигаретки изо рта, похлопал приятелей по плечам, подождите, дескать, и быстрой озабоченной походкой направился к туалету, к той его части, где красовалась черная буква М. Никто из компании за ним не последовал – шел громкий, напористый разговор, который только подтверждал – была, была бутылка коньяку на каждого.
Войдя в туалет, Шестопалов увидел, что Курьянов, еще более красный и натужный, сидит без штанов над ямой. Не медля ни секунды, он прошел мимо, расстегнул кожаную сумку, вынул пистолет с глушителем, сдвинул кнопку предохранителя и прислушался с колотящимся сердцем. Разволновался все-таки, растревожился, он больше всего опасался, что кто-то из приятелей Курьянова рванет вслед за ним в туалет. Но нет, разговор невдалеке гудел как и прежде, шумел проспект, из ресторана доносился грохот музыки – конечно, при такой музыке у мужичков не было никакой возможности поговорить в самом ресторане...
Подойдя к сидящему и совершенно беспомощному в этот момент Курьянову – у него и выражение лица было страдальческим, как бы просящим о снисхождении, – Шестопалов быстро, не колеблясь, приложил срез глушителя к лоснящемуся лбу Курьянова и нажал на курок.
А потом нажал еще раз.
На всякий случай.
Сунув пистолет в сумку, задернув «молнию», он медленно, мучительно медленно вышел из туалета, держа обе руки у ширинки, мол, пусть все видят, зачем он сюда заходил. И стал удаляться медленно, хотя хотелось, страшно хотелось рвануть в кусты и, ломая ветки, нестись, нестись, перепрыгивая через заборы, перебегая через улицы, подальше от этой вонючей, распаренной на жаре уборной.
Но он шел медленно, стараясь не сойти с протоптанной тропинки. Свернул за угол и только тогда позволил себе ускорить шаг, совсем немного, но все-таки пошел быстрее. Он знал, что в южном городе каждый, кто идет быстрее, чем вразвалку, вызывает интерес и любопытство.
Шестопалов чутко прислушивался к каждому звуку за спиной, понимая, что у него есть минута-полторы, не больше, в самом лучшем счастливом случае, две минуты. После этого кто-нибудь из друзей Курьянова обязательно заглянет в выкрашенную белой известью уборную. Пьяные часто бывают отважными и подозрительными, они выпендриваются друг перед другом и наверняка бросятся вслед за ним, потому что никто, кроме него, из туалета не вышел.
Шестопалов пересек широкий, полупустой в этот жаркий полдень проспект и, увидев приближающийся «жигуленок», поднял руку.
Тот остановился.
– К универмагу подбросишь?
– Сколько дашь?
– А сколько нужно?
– Полсотни.
– Годится, – и Шестопалов сел на переднее сиденье рядом с водителем, положив на колени сумку.
– Как отдыхается? – спросил водитель.
– С переменным успехом.
– Это как?
– То я их, то они меня, – ответил он словами совершенно бестолковыми, но водитель понял их по-своему, что-то в них услышал смешное и веселое, рассмеялся. – Прекрасная погода, не правда ли? – спросил Шестопалов.
– Твоему заезду просто повезло! Три недели день в день! Ни тучки, ни дождинки, ни ветерка... И жара вполне терпимая. А?
– Похоже на то, – кивнул Шестопалов.
– А что в универмаге? – Водитель оказался любопытным, впрочем, вполне возможно, он просто принял пару стаканов вина.
– Бритвенные дела.
– Это надо, – прижавшись к обочине, водитель остановился. – Приехали.
– Спасибо, – Шестопалов вручил ему пятьдесят рублей десятками, вышел, захлопнув дверь, махнул рукой и влился в толпу полураздетых отдыхающих. Через несколько секунд оглянулся – машины, на которой он приехал, у обочины уже не было.
«Это хорошо», – кивнул он самому себе и, продолжая двигаться в разморенной толпе, вынул из сумки кепку с громадным, по нынешней моде, козырьком, надел большие темные очки. Достав из кармана сложенный целлофановый пакет, Шестопалов опустил в него кожаную сумку. Казалось бы, ничего над собой не сделал, но теперь в толпе шел совершенно другой человек, и опознать его было уже невозможно. Даже если бы вся курьяновская компания внимательно его рассматривала все время, пока он находился в ее поле зрения, а потом дала подробные описания внешности, это уже было бы бесполезно. В толпе шел другой человек. Даже его походка изменилась, даже выражение лица – он был простодушен, если не сказать глуповат, чуть ли не с раскрытым от восторга ртом оглядывался на каждую симпатичную мордашку.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
