к исполнению своих вещей, он чувствовал еще большую ответственность при исполнении произведений других авторов. Щепетильность его в этом отношении была исключительная.
Решив посвятить себя пианистической деятельности, во всяком случае, на многие годы и, вероятно, сознавая, что он может еще приготовить себя к ней, Сергей Васильевич с необычайной силой воли берется за дело. Этот большой артист, достигший уже сорокапятилетнего возраста, начинает готовиться к концертам с энергией и упорством, которым могли бы позавидовать молодые люди. Он настойчиво добивается совершенства, развивает запущенную за многие годы технику, не пропуская ни одного дня занятий. Сергей Васильевич всегда считал, что артист должен постоянно идти вперед, постоянно добиваться совершенства и что артист, который топчется на месте, идет уже под горку, назад.
Сергея Васильевича много раз спрашивали, сколько часов в день он упражняется, наивно думая, что все дело в количестве времени, которое артист тратит на игру.
Не раз, присутствуя при разговоре, приходилось слышать в ответе, что упражняться, конечно, надо всякий день, но для достижения успеха в технике не так важно количество затрачиваемых на занятия часов, как внимание, которое надо оказывать все время тому, как играть то или иное упражнение. Он утверждал, что во время занятий надо все время напряженно следить за руками, за пальцами, за ударом, а не играть механически. Вначале Сергей Васильевич играл около пяти часов в день; впоследствии, когда он в совершенстве овладел техникой, количество часов сократилось до трех. Взявшись за пианизм, Сергей Васильевич не прекращал им заниматься до конца жизни. Он с удовлетворением замечал неоднократно, что чувствует все больше свободы, идет вперед, добился почти всего, чего хотел, и что только теперь, после многих лет упорного труда и исканий, он, наконец, начал понимать все свои предыдущие ошибки, свой неправильный подход к делу, только теперь знает, что надо делать при занятиях.
Показательно, что, добившись мировой славы, этот артист не почил на лаврах, а продолжал напряженно искать новые пути для дальнейшего совершенствования. Только те, кто слышал Рахманинова, его игру в последние годы, в последний период его жизни, могут понять, что это был за пианист, могут понять, во что развился его пианистический талант. Его колоссальная техника не являлась для него целью. Это было только средство, но средство, которое давало ему, казалось, неограниченную возможность при исполнении интерпретировать любую вещь так, как он ее чувствовал и понимал.
Возобновив после короткого летнего перерыва свои выступления в Скандинавии, Сергей Васильевич в течение месяца, с 18 сентября по 18 октября, дает четырнадцать концертов. Еще один концерт, данный в Стокгольме 21 октября, где он с Шнеефойгтом исполнил свои Второй и Третий концерты, был на многие годы его последним выступлением в Европе.
Сергей Васильевич хорошо понимал, что, несмотря на большой успех, на наличие все новых предложений от устроителей концертов, возможности для расширения его артистической деятельности в Скандинавии слишком ограниченны. Ему надо было предпринять что-то новое.
Между тем слухи о его успешных выступлениях в Скандинавии дошли до американских концертных бюро и музыкальных обществ.
В конце лета Сергей Васильевич получил следующие одно за другим три выгодных предложения. Одно было из Нью-Йорка от музыкального бюро «Метрополитен»: Альтшулер предлагал контракт на двадцать пять фортепианных концертов. Второе предложение пришло от бюро Вольфсона: Сергею Васильевичу предлагали контракт на два года на место дирижера в Цинциннати. В третьей телеграмме от президента Бостонского симфонического общества Сергею Васильевичу предлагали место дирижера Бостонского оркестра. Он должен был в течение тридцати недель продирижировать ста десятью концертами. Это было наиболее заманчивое предложение. Место дирижера этого великолепного оркестра! Конечно, было над чем задуматься. Но цифра – сто десять концертов в течение одного сезона – испугала Сергея Васильевича. После некоторого колебания он отклонил все предложения. С одной стороны, повлияло на принятие этого решения отсутствие готовых программ (он готовился в то время лишь к фортепианным концертам); с другой стороны, ему вообще как-то не хотелось связывать себя большими контрактами в незнакомой или малознакомой стране.
Наконец Сергей Васильевич принимает решение переехать со своей семьей из Скандинавии в Америку. Продолжавшаяся в Европе война, казалось, не давала другого выхода. Но ехал он, так сказать, на авось, без всякого контракта, рассчитывая только на себя и на свои силы.
У Сергея Васильевича накопилось достаточно денег на проезд, но как ехать с семьей без хотя бы небольшого запаса денег в чужую страну, когда концертный сезон уже начался? Контракты между менеджерами (устроителями концертов) и артистами всегда подписываются заблаговременно, весной. Он знал, что и залы тоже заранее расписаны. Сергей Васильевич всегда с глубокой благодарностью вспоминал любезную помощь господина Каменка. Этот почти незнакомый ему человек, узнав о финансовых затруднениях Сергея Васильевича, сам пришел к нему предложить нужную сумму денег, которая обеспечила бы Сергея Васильевича на первое время в Америке. Кроме того, и господин Кениг, узнав от родственников, что Рахманинов нуждается в деньгах, поспешил к нему на помощь и уже на пароходе, перед самым отплытием Сергея Васильевича в Америку, тоже снабдил его известной суммой денег.
Устроив все дела, получив без затруднений, благодаря наличию трех приглашений в Америку, визы от американского консула, Рахманиновы покинули Скандинавию. Выехали они 1 ноября 1918 года из Христиании в Нью-Йорк на небольшом норвежском пароходе «Бергенсфиорд». Хотя дорогой их сильно качало и курс из-за войны был сильно удлинен, переезд через океан прошел благополучно. Ехали они с потушенными огнями, встретили в океане английскую эскадру, настроение было тревожное, но все же десять дней спустя, 10 ноября 1918 года, они были уже в Нью-Йорке.
Остановились Рахманиновы на шумном и бойком месте, на углу 59-й и 5-й авеню, в отеле «Незерланд». В первую же ночь по приезде все они были разбужены каким-то диким шумом и гамом толпы на улице. Гудки автомобилей, свистки, крики, пение, трещотки, – все это неслось к ним с улицы. Никто из них не понимал, в чем дело. Казалось, что все население города сошло внезапно с ума. Недоумение их продолжалось до утра, и только когда им принесли газету, они узнали, что люди радовались пришедшему ночью известию о заключении мира 11 ноября 1918 года.
Между тем, узнав из газет о приезде Рахманинова в Нью-Йорк, некоторые музыканты, знавшие его еще в России, начали к нему приходить (Иосиф Гофман, Крейслер, Цимбалист). Кто предлагал деньги, кто давал советы, рекомендовал концертные бюро, учил, как поступать в том или ином случае. Гофман еще до приезда Сергея Васильевича в Америку советовал двум-трем менеджерам для их собственного блага не упустить этого русского артиста. Позднее Гофман, смеясь, рассказывал, как Сергей Васильевич выслушал все его советы с благодарностью, но ни одного из них не принял, а поступил по-своему и в выборе менеджера, и в выборе граммофонной компании и механических роялей,
