Чингиз замолчал, видимо, вспоминая тот кровавый бой. Сергей спросил:
— Что же дальше?
— Бежал. На одном из привалов, при переходе в Пакистан.
— Повезло, что остался жив.
— Не без этого. Бежало нас четверо, дошел до своих я один. Долго по горам шел.
— Тогда, в то время, и ты и я были своими. Теперь — враги.
— Да, теперь — враги. Чудовищная, несправедливость.
Но не мы с тобой эту войну развязали, не нам и искать, кто прав, кто виноват. Для тебя я бандит, для меня ты оккупант. Вот и весь расклад. Как-то один генерал назвал все происходящее в России вялотекущей гонореей.
И был прав. Вялотекущая болезнь, разрушающая весь организм. И главный очаг здесь. В Чечне. А почему?.. Говорить об этом бессмысленно. Мы жертвы этой войны, вопрос, кто умрет первым?
— Ну на него ты уже ответил.
— Я не сторонник казней, тем более пленных, но, хоть отряд Али и подчинен мне, вмешиваться в его личные дела я не могу. Таковы традиции. Ты — его пленник, и он волен поступать с тобой, как захочет. Мы хотели получить за тебя деньги. И сначала переговоры вел полковник Яковлев. Тогда у тебя были шансы. Хорошие шансы остаться в живых. Но сегодня, на последней встрече, человек, прибывший вместо Яковлева, сообщил, что полковник больше ничего не решает. Этот человек, майор ФСБ, поставил условие освободить тебя немедленно.
И никаких выкупов или обменов! Грозился устроить нам проблемы. Вел себя как дилетант, как будто не знал, что речь идет о жизни человека. А его угрозы для нас — это пыль! Своим вмешательством он только все испортил.
Все! Для тебя. По сути, с нами не стали разговаривать.
И посему ты умрешь. Первым. Что будет со мной, с отрядом, далее не может предсказать никто. Возможно, майор не блефовал, грозя нам, возможно, но тебе это уже никак не поможет. Но рано ли, поздно ли, пуля или осколок достанут и меня. И это неотвратимо.
— Для тебя не все потеряно. Ты можешь сдаться, свалить за «бугор», укрыться среди мирного населения.
— Нет. Я не могу сделать ничего из того, что ты перечислил. Я связан Священной Клятвой. Когда в Грозном, в новогоднюю ночь девяносто пятого, убили моего брата, я поклялся отомстить. И ты должен знать, что кровная месть у нас ограничений по времени не имеет.
— Знаю.
— Вот так, капитан. Первый раз тебе подфартило, теперь нет. И не моя в этом вина. Ахмад! — Чингиз вызвал помощника. — Уведи пленного, наручники сними и вызови ко мне Али.
Ахмад с помощью одного из арабов вытащили Антонова во двор и на веревках опустили в яму.
Наступили его, капитана Российской армии, последние в жизни часы. Или минуты. И громко звучал припев:
Увядающая сила, умирать так убрать, До кончины губы милой я хотел бы целовать…
Время тянулось медленно. Так Антонову казалось.
Насчет дождя Чингиз оказался прав. И начался он внезапно. Неожиданно ярко сверкнула молния, тут же оглушительный гром, отозвавшийся долгим эхом по ущелью. И — ливень. Мощный, свирепый, такой, каким его любил полевой командир непримиримых, Большой Чингиз.
И каким его любил приговоренный к смерти капитан Сергей Антонов.
Переговоры Чингиза с представителями федерального командования, которые полевой командир считал неудачными, для федералов таковыми не являлись. Встреча состоялась в нейтральном месте. На ней, наряду с представителями ФСБ, присутствовал подполковник Согрин, командир отряда спецназа, присланный к Яковлеву самим генералом Кадышевым. Он и сыграл роль несговорчивого майора. Все было спланировано и умело проведено спецслужбой. Когда Чингизу было отказано в выкупе, это означало далеко не то, что на попавшем в беду офицере поставили крест. ЭТО означало совсем другое.
Встреча и была назначена на позднее время для того, чтобы по окончании ее за отрядом Чингиза двинулась группа спецназа «Шквал», специализирующаяся на освобождении заложников. Во время переговоров группа концентрировалась в близлежащей «зеленке». Она задержалась в преследовании всего на несколько минут, дождавшись прибытия подполковника Согрина и капитана Бережного, который был в курсе переговоров, выразил желание и настоял на личном участии в акции освобождения капитана Антонова, своего друга. Командир спецгруппы сначала был против, так как непрофессионал мог лишь невольно помешать расчетливым и отработанным до автоматизма действиям «спецов». Но, поняв по-человечески капитана, к операции его допустил, отведя ему роль наблюдателя в боевом арьергарде группы.
Так что, когда Антонова подняли из ямы для разговора с Чингизом, на расстоянии прямого броска в полной готовности к действию уже были рассредоточены бойцы группы «Шквал», державшие под полным контролем как аул с подступами к нему, так и двор, где базировались основные силы банды Али, подчиненного Чингиза.
А у небольшой рощи, на окраине, с помощью прибора ночного видения за обстановкой наблюдали командир отряда подполковник Согрин и сопровождающий «спецов» капитан Бережной.
* * *
Прошедшая гроза промочила Сергея насквозь. Но он не обращал на это ни малейшего внимания. В последние, как ему казалось, часы своей жизни он думал о Марине, находившейся от него, от войны за сотни километров.
Она ждет его, в этом Сергей был уверен, только зря, Марина! Не сдержал слово твой Сережа! Он представил, как для нее, ожидающей близкого счастья, будет страшна и больна весть о его гибели.
Страха перед казнью у Антонова не было. Было ощущение бессмысленности скорой смерти. Не на поле боя, как подобает офицеру. Не в схватке с врагом. А на задворках непонятной и ненужной войны. Даже не войны, по большому счету, если называть вещи своими именами, а в безумной кровавой авантюре, участником которой, среди сотен тысяч других, стал и он, капитан Российской армии Сергей Антонов. Это было обидно.
Сколько будет продолжаться эта эпидемия насилия и разрушения? И цепной реакцией, прошедшей через всю страну, сеять кровавую междоусобицу среди еще недавно братских народов Великой державы?
Мысли отчего-то уходили в непроходимые дебри политики. Ему ли и об этом сейчас думать, в последние мгновения жизни?
Но мыслям не прикажешь, и они продолжали задавать вопросы, одновременно ведя поиск ответов, которых, в принципе, быть не могло.
А насчет казни Сергей был спокоен. Он уже знал, как себя вести, когда окажется перед палачом. Лишь бы хватило сил вцепиться тому в горло. Лишь бы хватило. Чтобы достойно завершить свой жизненный путь. Умереть как мужчина, а не как жертвенное животное. И об этом он просил Небо.
Вспомнился разговор с Чингизом. Прав он. Сегодня умрет капитан Антонов, завтра или чуть позже не избежит этой участи и сам полевой командир. И его, и подчиненный ему отряд настигнет возмездие. Убивая его, капитана Антонова, палачи сами обречены. Так почему должно происходить это сумасшествие? Почему не остановиться? Не сложить оружия и не начать ЖИТЬ? Просто ЖИТЬ! Ведь это главное, а не власть, не деньги, не сумасбродные идеи удельных князьков. Потерявших ради власти разум и человеческий облик.
