дивизий”. Реальными в какой-то степени окажутся гарантии стран-соседей двух Корей – Китая, России, Японии. Россия и Китай как ядерные державы и постоянные члены СБ ООН несут особую ответственность за гарантирование безопасности КНДР. Таким образом, мы возвращаемся к идее шестистороннего формата, который может стать основой хоть какой-нибудь устойчивой конструкции и гарантий безопасности на Корейском полуострове.
Так что чем скорее начнется пусть внешне бесцельный, но сближающий стороны дипломатический процесс, тем лучше для всех.
Каковы в связи с этим задачи российской дипломатии?
Надо противодействовать попыткам вбить клин между Россией и КНДР в целях дальнейшей изоляции последней. Следует задуматься над тем, стоит ли нам быть в первых рядах критиков ракетных испытаний, которые служат поводом для новых шагов по изоляции и давлению на КНДР, что не укрепляет безопасность на наших восточных границах. В конце концов, подобные испытания проводятся во многих странах, а для России они не представляют прямой угрозы. С осторожностью надо пользоваться и излюбленным в США и РК аргументом о том, что испытания – это “нарушение международных обязательств КНДР”. Они действительно запрещены несколькими резолюциями СБ ООН, фактически, как показывает история, не имеющими обязательной силы (вспомним десятки резолюций по Израилю и т. д.), тогда как международный документ первого уровня – Договор о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела (1967 г.), – признает право всех государств на космические исследования и содержит лишь размытое определение о том, что эта деятельность осуществляется “в соответствии с международным правом, включая Устав Организации Объединенных Наций, в интересах поддержания международного мира и безопасности и развития международного сотрудничества и взаимопонимания”. Совершенствование ракетного сдерживателя КНДР, может быть, и снижает возможности США по нажимным действиям на нее, но для региональной безопасности не менее опасны учения, прямая задача которых – захват территории КНДР и уничтожение руководства страны.
Не стоит уходить и от прямого обсуждения такого рода тем с политическим руководством КНДР.
После длительной паузы важное значение имели визиты в Пхеньян министра иностранных дел С. Лаврова в мае и председателя Совета Федерации РФ В. Матвиенко в сентябре 2018 г., их встречи с лидером страны Ким Чен-ыном. По итогам визита В. Матвиенко заявила: “Нельзя Северную Корею пытаться заставлять предпринимать какие-либо меры без встречных шагов. Так не получится: диалог – это улица с двусторонним движением. В случае если он будет выстроен, можно надеяться на достижение договоренностей о денуклеаризации, на то, чтобы “клуб ядерных государств” не расширялся, чтобы Корейский полуостров был свободен от оружия огромной разрушительной силы”[374].
Роль нашей страны в отношениях между Сеулом и Пхеньяном должна заключаться в поощрении тенденций к сотрудничеству и той и другой страны, а также в осуждении тех или иных провокаций каждой из них. Пусть с различным успехом, но Россия прилагает все старания к тому, чтобы уклониться от односторонней позиции, содействовать сближению обоих государств и развивать сотрудничество с обеими странами, в том числе в трехстороннем формате.
Несмотря на санкции СБ ООН, целесообразными могут стать попытки разделить, насколько это возможно, экономические и политические вопросы: не позволить политическим противоречиям препятствовать реализации экономически выгодных для всех участников проектов в незапрещенных областях, не поддаваясь на угрозы США примкнуть к их односторонним санкциям.
События 2016–2017 гг. подтвердили необходимость проводить более самостоятельную политику по корейскому вопросу в СБ ООН. Возможно, “автоматическое” присоединение к согласованному США и КНР порядку санкций было ошибкой. Одновременно требуется углубить его обсуждение с Пекином, в том числе на экспертном уровне, чтобы его действия вновь не стали неожиданностью для России.
Что касается многостороннего формата урегулирования корейских проблем, то для России он – важная возможность “оставаться в игре” и влиять на принимаемые решения, прямо касающиеся ее интересов. Конечно, не надо преувеличивать возможности нахождения компромисса именно в шестистороннем формате; скорее, это может стать продуктом двустороннего американо-северокорейского торга и межкорейских договоренностей. Однако только гарантии всех ведущих акторов могут обеспечить контроль за исполнением договоренностей и не допустить их нарушения в одностороннем порядке. Уже предлагалась идея перекрестных двусторонних соглашений о режиме поддержания безопасности на Корейском полуострове между всеми участниками в качестве цели переговоров. При этом важно отметить, что в нынешней ухудшающейся ситуации “процесс важнее результата”: важным осязаемым результатом с самого начала переговоров могут стать замораживание ядерной программы КНДР и снижение конфронтации.
В последние годы корейский вопрос стал “постоянной темой в списке обсуждения” в переговорах с мировыми лидерами. Российское мнение: безальтернативность переговорного решения и недопустимость одностороннего давления (включая “удушающие санкции”) и тем более военного решения, которому Россия будет противостоять самыми решительными мерами.
Представитель российского МИД О. Н. Бурмистров отмечал: “Мы говорим о всевозможной гибкости в реализации первого этапа (дорожной карты). Например, можно говорить не о полном замораживании ракетно-ядерной деятельности, которая запрещена соответствующими резолюциями СБ ООН, а о наиболее провокационных и опасных ее видах, прежде всего о ядерных испытаниях и испытаниях баллистических ракет большей дальности, что тревожит и Южную Корею, и Японию как союзников США, и сами США, поскольку сейчас эти ракеты могут достигать американской территории. Когда мы говорим о гибкости, с другой стороны, мы говорим не о полном замораживании и прекращении военных учений, что в данных условиях не представляется возможным для США, а говорим о каких-то частичных мерах по снижению военной активности, например, о сокращении прежде всего масштабов военных учений. Или можно было бы начать не с фактической договоренности о прекращении, заморозке ядерной активности, а о готовности к этому в случае готовности другой стороны. Это уже хорошо. При такой постановке вопроса ни США, ни КНДР эту идею не отвергают. Пока же каждая сторона ждет первого шага друг от друга”[375].
Далее надо согласовать общие принципы отношений. В упомянутом интервью О. Н. Бурмистрова указано: “Необходимо… начать… договариваться о простых принципах, которые действуют между государствами, – о мирном сосуществовании, ненападении – и зафиксировать это в международных договорах. Потом на этой основе переходить к комплексному урегулированию проблем Корейского полуострова, потому что мы считаем: денуклеаризация полуострова – это важная цель урегулирования, но это лишь фрагмент урегулирования. Мы предпочитаем: говорить о комплексном урегулировании всех проблем полуострова. Нельзя вычленить только одну денуклеаризацию и на ней настаивать и не замечать массу других аспектов, в том числе военных. Например, как быть с ракетной программой КНДР? Как быть с проблемой противоракетной обороны, которой сейчас нашпиговывается регион? А тот колоссальный уровень обычных вооружений или иностранного военного присутствия на полуострове? Существует также масса проблем в двусторонних межкорейских отношениях, у
