Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
Янгред присел подле Хельмо, приподнял его за плечи, но белокурая голова тут же склонилась к груди, точно у птицы со свёрнутой шеей. Глаза были закрыты. По странно окостеневшему телу разливался жгучий, ненормальный жар.
– Хельмо?.. – Янгред тщетно заглянул в застывшее лицо.
Тишина. Конечно, он явился без кольчуги, подметилось отрешённо, машинально. Впрочем, она бы и не спасла.
– Хельмо!.. – Янгред встряхнул его, но впустую. – Проклятье!
Тронув голый участок шеи над тесным воротом, Янгред наконец уловил прерывистый пульс и тогда вскинулся. Он понимал: никто не собирается отдавать никаких приказов, просто не знает, что и кому приказывать. А приказ нужен. Иначе скоро сюда сбежится очень много тех, кто сделает всё только хуже. Впрочем… куда хуже?
«Убейте его».
Это и только это рвалось, стоило глянуть на сгорбленного царя, прижимающего к себе детский труп. Нутро перекрутило, тело Хельмо, в которое Янгред невольно впился, словно горело, а лица вокруг – даже лица собственных офицеров, лицо царевича, лицо едва дышащего солнечного воеводы – казались чудовищно искажёнными, напоминали Шёлковую Мистерию масок, скорбных, испуганных, злых, а несколько масок – самых пьяных и ничего не понявших – смеялось. Янгред сделал глубокий и всё равно недостаточный, чтобы успокоиться, вздох, плавно опустил Хельмо на пол, кивнул на царя и велел:
– Вяжите его.
Дорэн и Лафанцер схватили Хинсдро и подняли, отрывая от тела сына. Хайранг, тоже подошедший, сдёрнул с его указательного пальца золотое кольцо, повертел в руках, а затем, в чём-то уверившись, поднял над головой и огляделся.
– Царёв перстень? – спросил он и повторил громче: – Царёв?!
– Измена! – завопили снова среди пирующих, уже громче, в несколько глоток.
– Стрельцов сюда!
– Царя убивают!
– Измена, измена!
Вопли нахлёстывали один на другой; у Янгреда в голове они дробились и будто отскакивали от мозаичного пола, где всё ещё лежал черноволосый мальчик, пусто глядящий перед собой. Раздался вдруг шёпот, совсем тихий, просящий:
– Закройте ему глаза.
Командующие – и Дорэн, и Лафанцер, – оба вздрогнули и не двинулись, только крепче сжали тиски на чужих плечах. Дома у них были дети. Они понимали. Но…
– Закройте… – всё шептал, шелестел царь.
Удивительно, как легко было различить мольбу среди заполошенных воплей. Янгред её услышал; задохнулся от нового приступа дурноты и осознания: кончено. Да, всё кончено. Дом? Дом в Доме Солнца? О боги, как он мог поверить? Всё здесь так же, точно так же, как среди льда и пепла, нет, хуже. И более того, он сам дал слово чести, сам его исполнил, сам явился сюда и привёл Хельмо, и если подумать, не сам ли виноват в том, что пришло в гнилую голову царя, как это повернулось, как…
Мысли оборвались. Их сменил мелодичный сумасшедший голос. «Ты чужой. И ты продался чернокровцу, который погасит скоро твою счастливую звезду…»
Рыжие подтёки на полу. Морошковое вино. Хельмо подмешали отраву в морошковое вино, которое, хотя Янгред и угощал бояр, больше никому не понравилось. Конечно же, проклятье, морошковое вино, ведь тогда можно справедливо задать вопрос, откуда оно на пиру. И другой: «Ключи? Тебе ключи, убийца?..»
– Закройте… пусть он не видит…
Мальчик всё смотрел на отца, на брата, на тех, кто, чуя беду, не помешал. Хинсдро покачнулся, спрятал в ладонях лицо, затрясся. Было ясно: он не будет изворачиваться и обвинять иноземцев, не будет делать ничего, что задумывал. Но это уже не важно. Умерло слишком многое. Слишком мало можно спасти. Ничего почти не слыша и не ощущая, Янгред склонился над Хельмо и уверился: пульс бьётся. Слабо, нитеобразно – но бьётся.
– Тебя я ему точно не отдам… – Шепнув это, он уже громче подозвал нескольких солдат. – Воеводу нести домой, и немедленно за эллинг. Никого больше к нему не подпускать, увижу – убью.
Он поднялся, шатнувшись, будто пьяный. Прошел к мёртвому царевичу, наклонился и, стараясь не заглядывать в юное лицо, сомкнул веки. Он запомнил, как дрогнула и поддалась тонкая кожа, как укололи руку темные густые ресницы. Его опять замутило.
– Спасибо, язычник.
Янгред выпрямился. «Убейте», – отдавалось в голове, пока он глядел на Хинсдро Всеведущего. Но Янгред только спросил вкрадчиво, улыбнувшись:
– Так что, государь? Измена?.. Что же ты не кричишь?..
Тот покачал головой, поглядел опять на сына, поглядел вокруг и громко, отчётливо сказал, обращаясь к боярам, воеводам, стрельцам – всем подданным:
– Я грешен. Нет здесь измены. Никакой, только мой грех.
И опять – тишина.
* * *
Клубилась тьма в кабинете, никому отныне не принадлежащем. Сгустки её сплетались у пола, поднимались вдоль стен, извивались по всем уголкам. Правду говорят: добрый Боженька изгнал Полчища Тьмы, вспоров ей брюхо, выпустил солнце и луну, но так и не смог по-настоящему защитить людей. Он ведь не мог защитить их от самих себя?
Тьма окутала портрет Вайго Властного, затанцевала на тяжелой золочёной раме. Едва приподнятые уголки полных царёвых губ разъехались в чужой, жадной ухмылке, но глаза – голубые, словно речная вода, – ожили и зажглись усталой печалью.
Грех совершили. Грехи только начались. Но страстолюбец не мог ничему помешать.
* * *
Никому не дозволили покинуть терем. Рыцари встали на входах, с ними – те стрельцы, что приняли их сторону. Света не гасили, столица должна была верить: пир продолжается; верить, пока не станет ясно, что делать дальше. С пленённым царем, с мёртвым царевичем, с сухим фактом: пресечена и Вторая династия. Так что же дальше? Но это Янгреда пока не занимало. Оставив распоряжения на командующих, он и сам вернулся в чужой дом, хотя не особо понимал, нужен ли там.
Комната плыла. Монахини, четыре разом, суетились над Хельмо. Сняли с него кафтан и сапоги, обтирали чем-то виски, жгли в курильнях чёрный ягель с вулканов – тот, что держали для раненых как обезболивающее. Дым окутал распростёртое тело, но даже в дыму было видно: по лицу расползается отдающая лунным светом бледность, в то время как под опущенными веками наливается чернота. Наверное, что-то похожее видели древние люди, когда умирал их бог.
Янгреда по-прежнему мутило, и, не приближаясь к монахиням, он привалился к стене у двери, ослабил верхнюю шнуровку на рубашке. Стоящее перед глазами лицо Гнилого не давало думать; действия женщин казались суматошными, не имеющими смысла. Он стиснул зубы: нельзя отвлекать их, тем более пугать гневом. Он не знает ни одного врачебного таинства, не ему учить своих монахинь. Хельмо пустили кровь, разгоняя дурную. Она потекла в таз – тёмная, вязкая. Нормальная никак не шла, да осталась ли она? Они же убьют его, а не спасут. Янгред не выдержал и вышел прочь, там саданул кулаком по стене и снова к ней привалился.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
