Девушка часто возвращалась мысленно к Зариме, особенно когда Серафима стала подрастать. Вспоминала, как свекровь читала книжки Динару, показывая на картинках то, о чём сказка. Эля купила несколько книжек, ложилась рядом с Серафимой, укутывала обеих одеялом и читала, тыкая пальцем в иллюстрации.
– «Мышка прибежала». Это мышка, видишь? Мышка.
– «Хвостиком махнула». Это хвостик у мышки, видишь? Хвостик.
Оказалось, что ребёнка легче отвлечь, чем уговорить, как и поступала Зарима. Тянется Серафима к свисающему электрическому шнуру, хочет во что бы то ни стало засунуть в рот – Эля ей даёт яркую погремушку, малышка хватает игрушку, довольная разглядывает, бренчит.
Как много хитростей, оказалось, когда растишь ребёнка. Откуда Зарима всё знала? Пятеро детей… да… С первым она откуда-то узнавала. Эля стала читать форумы мамочек, книжки по психологии. Слово-то придумали – психология! Изо всех сил старалась, запоминала, делала так, как написано.
Иногда получалась полная ерунда, как с закаливанием. Эля облила Серафиму холодной водой, как и написано на сайте, та залилась плачем на весь дом, а к ночи поднялась температура. Как Эля испугалась, ревела вместе с дочкой, вызвала неотложную помощь, соглашалась на больницу, на любые условия, только бы вылечили её девочку, только бы она не умерла. Не умерла!
– Ребёнку нурофен, маме валерьянку и мозги, – отдал приказ фельдшер, немолодой мужчина.
– Мозги? А где я возьму мозги? – уставилась на врача Эля.
– В интернете спроси, там подскажут.
У Нади же Эля повстречала мужчину, он представился Романом. Рома сразу обратил на неё внимание, аж противные мурашки пробежали от затылка до копчика. Знакомый скользкий, похотливый взгляд. Захотелось спрятаться, исчезнуть, стать толстой, как Надя, хотя бы кривоногой. Она бы тогда выставила свои ноги на всеобщее обозрение, чтобы «Ромы» не лапали глазами.
Оказалось, она ошиблась. Роман был вежливым, проводил Элю домой, начал приходить. Сначала встречал на улице, когда она гуляла с Серафимой, купил тёплые варежки и игрушку дочке. Говорил, хочет понравиться ребёнку, подружиться с ней. Однажды Эля его впустила в квартиру, страшно смущаясь старых, грязных обоев и застиранных штор. Роман словно не обратил внимания, нахваливал чай и печенье, хоть последнее было самым дешёвым, купленным по скидке - заканчивался срок годности.
Роман – сорокалетний подводник в отставке, у него квартира в центре города и иномарка. Не дорогая, как у Дамира или Юнусова, но всё равно удобная, с местом для детского кресла, которое он же купил.
Эля долго сомневалась, прежде чем принять предложение Романа съехаться. После секса стала сомневаться ещё сильнее. Терпеть всю жизнь или пока Серафима не повзрослеет, и Эля сможет встать на ноги? В глубине души девушка надеялась, что секс с Ромой будет приятным, всё-таки он почти старый, сорок лет… Должен быть опытным, так везде говорят. Ничего, приносящего удовольствие, не случилось. Он навалился сверху, Эля едва не задохнулась, потел, кряхтел, потом поставил раком, кончил, тут же спросив, как она относится к анальным шалостям…
Благо, секс Роме был нужен не каждый день, а вот продукты он покупал ежедневно. Ещё смущало, что он бывает у Нади. Эля вовсе не претендовала на верность, наоборот, чем меньше у неё секса с Романом – тем лучше, а заразиться чем-нибудь боялась. Вдруг? Надя ничем «таким» не болела, однако, посещающий Надю, к другим тоже может ходить.
– Такой мужик, – учила Надя. – Подумаешь, с этим делом неважнецки, зато сытая будешь.
– Битой она будет, – фыркнула Женя.
– С чего это? – уставилась Надя на собеседницу.
Эля ещё сильнее начала сомневаться, но Роман даже не ругался никогда. Пришло время платить за квартиру, хозяйка потребовала сразу за полгода, и сделать ремонт: «Загадила всё! Сдавала – всё чисто было, только после ремонта». Эля глаза выпучила. После ремонта? Она что, в двадцатом веке квартиру снимала? Такие обои уже не выпускают, на диване спать невозможно, дверца духовки проржавела от старости и сырости.
Что оставалось? Эля переехала к Роману. Он целыми днями лежал на кровати, иногда занимался с Серафимой, иногда приставал к Эле, тогда она ложилась на спину и ждала, когда закончится, всегда в одной и той же позе – сзади. По-другому у Ромы не получалось кончить. Шалости ещё эти…
Эля же продолжала ездить в магазин, где работала уборщицей, нашла ещё одну работу – тоже уборщицей, вечером. Серафиму оставляла с Ромой. Не нравилось это пуще «шалостей», а что делать? Она не сразу заметила, что Серафима плачет рядом с мужчиной, думала, зубы лезут… как раз время пришло.
Однажды пришла раньше времени, Роман, как обычно, лежал на кровати и смотрел футбол. Серафима ползала вокруг мужчины, перекатываясь с боку на бок, пытаясь укусить палец, неудачно соскользнула, заплакала… Здоровенная мужская рука в раздражении откинула ребёнка, как резиновый мячик, девочка зашлась в оглушительном рёве, в Эле словно что-то лопнуло.
Она не помнила, как набросилась на Романа, орала, будто безумная, похватала нехитрые пожитки, игнорируя слова сожителя, и рванула прочь. Да, он её содержит, да, она ему должна, и да, ребёнок может и помолчать. Только кто кого содержит, спрашивается? Рома говорил, у него хорошая военная пенсия, Эля не видела оттуда ни копейки. Еду в последнее время покупала на свои, заработанные, надеясь – однажды мужчина хотя бы хлеба купит. Когда не работала – старалась украсить квартиру, подушки зачем-то купила диванные и покрывало! Ребёнок не может молчать, если его ударили, никто не может и не должен. Нужно сопротивляться! Серафима не может, значит, Эля её защитит!
О чём она только думала, когда соглашалась жить с мужчиной? Эле он – мужчина, хоть сто лет не сдался «мужик в доме», нигде не сдался, тем более в постели, со своими «шалостями». А Серафиме – отчим.
Никаких отчимов, никогда в жизни у её дочери не будет! Пусть провалятся к чертям все мужчины мира! У Серафимы есть мама, и именно она сделает для неё всё возможное и невозможное.
Через несколько дней Эля плакала в кабинете Маргариты Павловны. Жить негде и не на что, на две зарплаты уборщицы квартиру с ребёнком не снять. В детский садик не берут – рано. Подруги временно приютили, только от детского плача и коляски в прихожей страдает «бизнес». Что ей делать? Как жить? На что? Нужны деньги, много денег, деньги, деньги, деньги. Всё в этом мире упирается в деньги.
Выход нашёлся, ужасный, но Эля согласилась, обливаясь слезами. Маргарита Павловна тоже пустила слезу, обещая приглядеть за Серафимой, присылать Эле фотографии, рассказывать, как растёт дочка. Сначала девочку устроили в детскую больницу, а потом в приют для сирот при приходе церкви в соседней области. У Маргариты Павловны нашёлся знакомый батюшка, муж пациентки, он помог обойти бюрократические преграды и заверил, что с малышкой всё будет хорошо.
«Тем более, такое имя при рождении дали».
