И увидела, как маэстро чуть усмехнулся одними уголками губ и ответил:
— Кстати, доктор Феличе нашёл сходство между «бабочками». У всех девушек, разве что кроме первой, в той или иной степени были мозоли кружевниц.
Маэстро смотрел на Дамиану, а она на него, и в голове всё смешалось.
— И пансион ведь тоже… «Милостью Божию и синьоры Умберты Ногарола»… Так вы что же, думаете, что эта женщина из моих видений — Умберта?!
Если маэстро подозревает старую ведьму Умберту, если думает, что она — убийца, то… Как он может после всего, что видел, жениться на Беатриче?! А когда всё вскроется, он что же отправит одну из самых знатных патрицианок во Дворец Вздохов? И отдаст в руки главному инквизитору, чтобы её повесили? А сам женится на её дочери?! Да быть такого не может!
— Свята-а-я Лючия… — ошарашенно пробормотала Дамиана. — Что же это — покровительница сирых, убогих, больных, страждущих и сирот — убийца?! Больница, пансион, эта лечебница… Все они находятся под патронажем семьи Ногарола, вы верите в такие совпажения?!
— Тссс! — маэстро приложил палец к губам и выразительно посмотрел на дверь. — Догадки — это хорошо, но не делайте поспешных выводов, монна Росси.
— Доктор Бонмарио вас ждёт, — смотритель появился из-за двери и пригласил их в кабинет.
Миа шагнула в комнату и сразу ощутила всё…
…запах карболки, лампадного масла и тяжёлый дух подземелья…
Именно этим было пропитано её самое первое видение там, в соттопортико. Значит маэстро прав — они уже действительно близко к разгадке.
Она ожидала увидеть седовласого старца в пенсне и белом халате, но доктор Бонамарио был молод. Он с готовностью выбежал навстречу маэстро и поклонился, приветствуя его весьма подобострастно. Видимо такие высокопоставленные гости, как брат подеста Альбиции крайне редко заглядывали в это скорбное место.
— Благодарю вас за посещение нашей скромной обители, синьор делла Скала…
Он бегал вокруг, то поправляя бумаги на столе, то отодвигая стулья и предлагая маэстро воды или… чего-нибудь, всё равно чего, и не зная, как ещё выразить своё почтение. Маэстро прислонил к столу трость, и Миа снова подумала, что он пусть и носит её с собой, но больше не опирается так, как раньше. Сегодня она заметила, что маэстро хоть и шёл не торопясь, но при этом совершенно не хромал. Просто наступал очень осторожно, как будто заново учился ходить.
Она вспомнила своё гадание о его хромоте и даже внутренне улыбнулась, подумав, что она ведь была права. А ещё подумала о той внутренней силе, что прячется внутри этого нелюдимого высокомерного человека. Столько лет добровольно терпеть боль, потому что считать себя виновным… Самому придумать себе такое наказание, верить в него и терпеть…
И волна сожаления о том, что она согласилась на предложение синьора Лоренцо, опять накрыла её с головой. Она смотрела, как маэстро говорит с доктором, но почти не слышала слов. Лишь пользуясь случаем разглядывала его профиль и его красивые пальцы, наблюдала за тем, как он смотрит на доктора, как задаёт ему вопросы, на его сосредоточенность и абсолютное спокойствие на лице, по которому нельзя было понять, чего именно хочет этот человек. Именно это её в нём и привлекает: его сила воли, его спокойствие, сосредоточенность, ум, эти вопросы, которые он задаёт так, словно знает в какую точку нужно бить…
Его синие глаза и эти руки художника, за работой которых ей так нравится наблюдать…
Она потёрла переносицу и перевела взгляд на доктора, понимая, что она просто дура. Она не видит в маэстро недостатков. Она больше их не видит, потому что…
… потому что теперь уже ясно, что она влюблена в него по уши. И большей глупости в своей жизни она ещё не совершала!
Доктор отвечал с готовностью, заглядывая в лицо маэстро и пытаясь угадать, зачем все эти люди проделали такой путь. Он боялся сказать лишнего, стараясь преподнести больницу и её дела в самом выгодном свете. И говорил много и сбивчиво о том, что это заведение — дело богоугодное, ибо куда ещё податься всем этим несчастным.
— Сколько лет вы здесь работаете? — спросил маэстро, рассматривая на шкафы, заполненные журналами с медицинскими записями.
Журналы, пронумерованные по годам, занимали всё пространство внутри этих шкафов и казалось, что тут хранится информация не менее, чем за двадцать последних лет.
— Три года я главным доктором. Но я и до этого тут работал, почти десять лет.
— Значит, вы должны быть знакомы, — произнёс маэстро удовлетворённо. — Скажите, маэстро Бонмарио, а каких пациентов лечил доктор Гольдони?
Доктор внезапно растерялся, но тут же пришёл в себя.
— Так вы поэтому здесь! Я, конечно, понимаю. Всё это, разумеется, прискорбный факт, — пробормотал доктор. — Но, что поделать, мы же не можем отвечать за разгильдяйство подрядчиков! Но теперь мы удвоили охрану, и уверяю вас, больше такого не повторится…
— Какой ещё «прискорбный факт»? — перебил его маэстро.
— Побег…
— Побег? Чей побег? — маэстро впился в доктора немигающим взглядом.
— Доктора Гольдони.
— Что значит «побег»? А разве доктор Гольдони не скончался от чумы несколько лет назад? Разве он не мёртв?
— Э-э-э… Ну, не совсем… — пробормотал доктор как-то растерянно.
— И как, по-вашему, он может быть «не совсем мёртв»? — криво усмехнулся маэстро.
— Это гильдия лекарей так решила всё преподнести, не афишировать всю эту историю, чтобы не наносить урон репутации больницы. Сами понимаете, вряд ли можно ожидать щедрых пожертвований заведению, в котором так долго работал подобный человек. А вообще-то доктор Гольдони жив и последние годы был нашим пациентом.
— Пациентом?! — кажется, по-настоящему удивлённым маэстро выглядел впервые.
— Да… Видите ли… Вся эта история с опытами…
— С какими ещё опытами? — маэстро придвинулся чуть ближе, оттеснив доктора к шкафу. — Будьте добры, сделайте так, чтобы мне не приходилось тянуть из вас клещами каждое слово!
— Он… он проводил опыты над больными, ещё, когда работал в больнице при монастыре святой Лючии, — с готовностью ответил доктор, отступая к шкафу. — Об этом стало известно, кто-то пожаловался… и… и его отправили сюда. Так сказать, с глаз долой, а дело замяли. И он был тут главным доктором. Всё вроде утихло, но он снова начал проводить опыты, и в итоге погибло несколько пациентов. Сами понимаете, такое нельзя оставлять безнаказанным…
— И вы, разумеется, поступили, как гуманист и донесли на него? — усмехнулся маэстро.
— Я… я… Я лишь уведомил Совет… К тому же у маэстро Гольдони случился припадок, так что нам его пришлось изолировать… И он получал здесь надлежащее лечение и покой, вы не подумайте, это ради его же блага!
— Ну, это совершенно не подлежит сомнению, — ответил маэстро с некоторой долей сарказма. — И как же он сбежал?
