Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
И Верриберд послушно побежал к истокам Лоинне, туда, где в один поток сливаются три пробившихся из скалы родника.
Старик проводил его взглядом.
Некоторое время он стоял, собираясь с духом, потом тихо запел. Это было песней без единого слова – и оттого еще более сильной и грозной.
Его губы горели. Если бы он мог их видеть – удивился бы язычкам белого пламени. А может, и не удивился бы.
Старик возвращался к далеким предкам и через них шел к их опасным потомкам. Это было единственным средством настичь альвригов.
Он не хотел их уничтожать, он собирался навеки лишить их памяти, но ощутил сильнейшее сопротивление. Он усилил свой посыл и покачнулся – ответ был стремительным и беспощадным. Старик понял – альвриги умеют объединять усилия.
Теперь уже было не до безобидного лишения давней памяти. Старик знал: отступать некуда, нужно сделать все возможное, нужно призвать на головы альвригов смерть.
Рот был охвачен огнем, но другого способа совершить задуманное не было.
Старый белый альв воззвал к тому, кто, спасая род людской от давних предков, разделил их на две ветви, белую и темную, каждой дал в удел свое, запретил сплетение ветвей, а также истребил из памяти истинное имя.
Он не знал, что это за сила, но он ее чувствовал.
Старик стоял на поляне, переливая всего себя в песню без слов, в гуляющий по лицу огонь, и становился все тоньше, все прозрачнее. Теплая накидка и рубаха упали на снег, а старик стал подобен идущему из земной глубины белому лучу.
В глубине луча таяло то, что было костями, и медленно осыпалось на снег.
Он звал на помощь Солнце, он впервые в жизни произнес тайное имя Солнца – Пламенеющий Убийца. Солнце было далеко, но он знал – отзовется!
Рассудок покинул его, остались только голос и воля. И еще слух. До старика донесся рев, вылетевший где-то далеко из звериных глоток. Он ощутил: часть дела сделана, но только часть.
Он должен был спасти своих! На большее не хватило сил.
И последнее, что он смог, – поняв, что смерть альвригов не в его власти, послать проклятие. Сильное, мощное, из тех, что расплющивают кости и уродуют тело.
Оно ушло, как стрела в цель.
И белый луч погас.
Зеленый Меч
Печальная и горестная это была ночь…
Женщины, перед сражением убежавшие с детьми и стариками в лесную чащу, когда взошла луна, появились на опушке. Зажигать факелы боялись. И шли, спотыкаясь и падая, к полю боя – туда, где лежали вповалку отцы, мужья, братья, сыновья. Может, кто и уцелел…
Мужчины остановили вражью рать, и она, разорив Русдорф, не пошла к Шимдорну, а повернула на запад. Но мужчин у русдорфских женщин больше не было.
Анна Вайс шла первой – она отдала битве троих сыновей. За руки она вела своих младших – Ганса и Билле. Оставить их, маленьких, одних в лесу она не могла. Дети настолько перепугались, что даже не плакали; первый страх прошел, за несколько часов наступило отупение, они могли только держаться за материнские руки.
– Анна…
Женщина обернулась и увидела – поодаль от всех тащится к полю боя старая Шварценелль. Злость вскипела – ей-то, ведьме, безмужней и бездетной, что там нужно?! Она-то кого собралась искать?
Шварценелль когда-то хорошо умела исцелять, но уже лет с десяток, как всем сильно болящим отказывала, принимала только тех, кто с безобидными хворобами. Говорила – выменяла этот дар на иной. Может, и выменяла – кто эту нечисть разберет. Как это вообще возможно – никому не объясняла. Теперь она промышляла сбором редких болотных трав, уходила в леса на несколько дней, потом выносила на субботний торг пучки и мешочки. Что она получила в обмен на дар – не говорила, но вряд ли что ценное; о ценном бы русдорфцы догадались. Возможно, это было чутье к травам и корешкам, хотя смысл такого обмена был непонятен. Но можно ли ожидать разумных поступков от чудаковатой старухи?
Целительницами в Русдорфе стали Доре и Катрина, сестры-близнецы, тоже не нашедшие мужей. Чему-то их обучила Шварценелль, каких-то знаний они набрались от заезжих лекарей. Когда они надели черные платья целительниц и повязались темными платками, их стали звать, как издавна повелось, Шварцедоре и Шварцекате. Но они хоть взяли на воспитание троих сироток и сейчас спешили на поле боя с корзинами, полными холщовых бинтов и глиняных горшочков с мазями.
– Шла бы ты отсюда, Шварценелль! – крикнула Анна. – Пользы от тебя никакой и смотреть на тебя тошно!
– А ты меня не гони. Вот это видишь?
Старуха держала в руках рогульку. Такую, которая помогает найти подземные водяные жилы.
– Я ее заговорила, – сказала Шварценелль. – Я ее своей кровью напоила. Теперь она тянется к живому. Пусти-ка, я вперед пойду.
Анна даже не удивилась тому, что Шварценелль умеет такое творить. А бывшая целительница первой ступила на край Амштенского луга.
Тут-то и была битва. Тут и нужно под горами тел отыскать тех, кто ждет помощи.
– Осторожно, не провалитесь в яму, – говорила Шварценелль. – Тут цверги их оставили не меньше дюжины.
Цверги вышли из земли на восточной околице Русдорфа и вступили в бой после заката. Это была самая трудная пора битвы, но мужчинам из Русдорфа удалось их загнать обратно в землю. А всякий знает – цверг не любит сопротивления. Если хорошенько дать ему сдачи – он отступит и уже долго не появится. Они не бойцы, а вот вольфкопы – бойцы, потому цверги нанимают их и дают им оружие. Как они договариваются с вольфкопами – понять невозможно, потому что эти мохнатые бойцы, хоть и ходят на ногах, как люди, способны лишь рычать, скулить и выть.
Цверги думали, что основную работу уже выполнили вольфкопы, и ошиблись. Было еще кому сопротивляться. Правда, разорить деревню и унести под землю добычу они успели.
Мертвые лежали вповалку – и женщины, прикоснувшись к холодной жесткой шерсти вольфкопа, уже не отдергивали рук, а оттаскивали звериное тело – втроем или вчетвером, чтобы высвободить человеческое. Старались не прикасаться к заостренным клыкастым мордам – кто их, вольфкопов, разберет, могут последним предсмертным усилием вцепиться зубами в руку.
И уже зачинался над полем безнадежного боя плач – бессловесный вой отчаяния.
– Тут, – сказала Шварценелль. – Тут живой. Анна, Лизерль, Дина, несите слеги, иначе этих скотов не сковырнем.
Под мохнатыми телами лежал Рейнмар – единственный наследник шимдорнского барона, младшенький, которого чудом спасли в чумное лето, когда старшие сыновья погибли, а баронесса с дочками, к счастью, вовремя уехала к сестре и там отсиделась. И он был не только жив – он был в сознании.
– Убейте меня, прирежьте меня… – просил он, когда Анна и Дина пытались вынести его на ровное место, чтобы положить на носилки. Юный барон в доспехах был-таки тяжел, а как снять нагрудник и оплечье – они не знали.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
