Будет людям счастье — Счастье на века. У советской власти Сила велика! А никто и не сомневается. Насчет ума были сомнения, а вот насчет силы… тут сомнений никаких нет.
Школа бокса располагалась за магазином «Белочка», в глубине квартала кирпичных пятиэтажек, рядом с детским садом. Неприметный на первый взгляд вход в старую постройку, выкрашенную в розовый колер, не сразу выпячивал из себя позицию государственного учреждения, но Каретников-то хорошо помнил, что собой представлял первый этаж этого дома. У входа топталось пара пареньков, на вид мальцов класса восьмого. Проходя, спросил:
— Чего менжуетесь или мастака нет?
На вопрос явно старшего по возрасту, один из парней ответил:
— Здесь он.
— Ну, так что?
— Говорят злой он сегодня. Может и в шею погнать.
— Поня-атно. Я все же попытаюсь пообщаться.
— Вольному воля…
Вошел. Первое впечатление, зал ему подходил полностью. Обширное помещение с высоким рингом в глубине. Место для разминки, подушки из кожи настенные, с потолка на канатах свисали боксерские мешки, боксерские груши, даже борцовский манекен имеется. Длинная труба, протянутая у дальней стены, заменяет турник. Судя по всему, в зале сейчас тренируется младшая группа. Пареньки под руководством кого-то из старших учеников или младшего тренера, заканчивают разминку. К Михаилу подошел спортсмен в синем полушерстяном костюме, молодой человек примерно его лет.
— Что-то хотел? — спокойно, без гонора спросил Каретникова.
— Да. Мне бы Ивана Степаныча увидеть.
Брови парня удивленно вскинулись вверх. Взгляд оценивающе прошелся по фигуре пришедшего. Поинтересовался:
— Боксер?
— Нет.
Кивнул головой, кажется удовлетворенно, успокоился. Посоветовал:
— Если дело терпит, то ты б лучше в другой раз к нему заглянул.
— Что так?
— Злой как черт. Наши вчера на соревнованиях плохой результат показали.
— Понятно. Но, ничего. Как-нибудь с его настроением справлюсь.
— Ну-ну! — указал пальцем. — Вон, дверь видишь? Тебе туда. Проходи.
Кивнув, пошел в указанном направлении. За спиной послышалась команда:
— Разобрались по парам!..
Кабинет представлял собой мини ленинскую комнату в армейской казарме, со всеми атрибутами пропаганды советского бокса. Плакаты, фотографии, грамоты развешаны по стенам. Десяток золоченых кубков, включая металлическую фигурку боксера на каменном постаментике серого цвета, расставленны на стеллаже под стеклом. За столом с минимумом бумаг, некоторые из которых имели мятый вид, сидел в деревянном кресле с подлокотниками, крепкий бритоголовый мужчина с характерным для боксера профилем лица. Нос у мужика видно, что был сломан, а зажив, так и остался, слегка свернут «на бок». Мутноватый взгляд «красных» глаз поднялся на вошедшего Михаила. Не спросил, рявкнул:
— Чего тебе?
Хорошее начало. Может, действительно не нужно было торопиться? Прошел к столу, встав столбом, вперил взгляд в глаза тренеру, по совместительству директору школы.
— Здравствуйте, Иван Степанович.
— Ну, здравствуй, коли не шутишь. Кто таков и чего хочешь?
— Меня Михаилом зовут.
— Мне это о чем-то должно объяснить?
— Да, это в общем-то нет. Объясню я сам. Я, Михаил Викторович Каретников, шестьдесят четвертого года рождения, ученик десятого класса, школы номер…
— Витькин сын, что ли?
— Да. И по совместительству ваш крестник, если не забыли.
— То-то, смотрю что-то знакомое в личности… Нда! Не в отца значит пошел!
— Мне на ваши разборки, сугубо облокотиться. Ну, дружили! Ну, разбежались! Бывает. А вот то, что вы мой крестный папа — значение имеет.
— Мамаша твоя, змея подколодная, Витьку в оборот взяла. С этим дружи, с этим не дружи… Вот и получилось.
Поднялся из-за стола, подошел к Каретникову.
— Чего ты хочешь? Или пришел боксом заняться? Так ведь поздновато.
— Я догадываюсь. Нет. Мне свою физическую форму подтянуть нужно. В военное училище поступать собрался, ну и… Спортзал у вас классный, если позволите, я похожу к вам, может и научусь чему.
— Как на меня вышел?
— Дед подсказал.
— Да, старик у Витьки мудрый. Как он, кстати?
— Спасибо. Лет тридцать еще протянет без проблем.
— Старики, народ крепкий… Так говоришь боксу тебя учить не нужно?
— Да, нет. Так, слегка по груше постучу и все.
— Ну и когда ты хочешь заниматься?
