Сделала движение, чтобы подняться, но тут кто-то больно наступил мне на живот, и в то же мгновение я увидела прямо перед собой оскаленную пасть. Сердце ушло в пятки.
Я лежала на прохладном каменном полу и чувствовала, как когтистая собачья лапа давит мне на живот. Килограмм тридцать, не меньше, подумала я. Двадцать в нашей Бренде. А эта псина определенно тяжелее. Тридцать, причем не просто стоящие на моем лежащем навзничь теле, а приплясывающие на нем. Хотелось бы надеяться, что не от предвкушения кровавой расправы.
«Лабрадоры, — подсказывал внутренний голос, — очень миролюбивые собаки». И очень тяжелые, добавила бы я. И очень — ой-ой-ой! — лизучие!!!
— А-а-а!!! — заверещала я, почувствовав, как шершавый язык прошелся по моему лицу сначала вверх, потом вниз.
Моя французская косметика! Моя шикарная новая помада, номер триста семнадцать! Да и вообще — что за дела?! Кроме того, говядина в кисло-сладком соусе и маленький стаканчик красного вина, потребленные мною в самолете и до этого момента считавшие, что они могут спокойно жить своей жизнью, похоже, теперь изменили свои намерения и собирались покинуть мой организм, причем в очень скором времени.
— А-а!!! — опять заверещала я, вскинув руки и пытаясь защититься от вездесущего собачьего языка.
Собака, похоже, безумно обрадовалась такому развитию событий, потому что теперь топталась по мне уже двумя лапами, тихонько при этом повизгивая.
Кто-то, крича что-то непонятное тоненьким голоском, тащил пса прочь от меня, однако лабрадор стоял намертво, видимо задавшись целью окончательно лишить меня макияжа.
«Может, перевернуться на бок?» — мелькнула мысль. Я сделала движение влево, собака чуть-чуть покачнулась, но тут же с удвоенным энтузиазмом продолжила работать языком. Я закрыла лицо руками. «Подумаешь! — видно, решила собака. — Зачем нам глаза, когда есть уши?» Бренда подумала бы именно так. Мокрый язык коснулся мочки правого уха. Я дрыгнула ногой.
— Щекотно, чтоб тебя! — заорала я, не отнимая рук от лица, и, вспомнив вдруг, что в таких случаях нужно говорить собакам, крикнула: — Фу! Фу!
Собака замерла, оставив в покое мои уши. Я осторожно открыла глаза и выглянула из-под руки. На меня смотрели два темно-вишневых глаза. Я раздвинула руки. Собака наклонила голову сначала вправо, потом влево. Кто-то дернул ее за поводок, но безрезультатно. Боковым зрением я видела, как вокруг суетились какие-то люди, но близко никто не подходил. Боятся собаки, сообразила я. Смешные, ей-богу. Я невольно улыбнулась. Собака опять склонила голову вправо и… тоже улыбнулась мне.
Я раскинула руки в стороны и захохотала.
— Ой, не могу! — смеялась я, а собака скакала по мне и взвизгивала.
Я больше не кричала «Фу!», от этого не было бы никакой пользы, потому что собака — и как я об этом забыла? — была датской, а значит, «Фу!» нужно было кричать по-датски, но я не знала как. Я лежала на прохладном каменном полу посреди великолепного международного аэропорта Каструп и радовалась тому, что огромный палевый лабрадор топчется по мне не в родном Пулкове, потому что тогда моему светлому брючному костюму пришел бы конец в одну секунду.
— Простите, простите, — услышала я мелодичный женский голос и почувствовала, как собака нехотя слезает с меня.
Я, все еще посмеиваясь, села. Передо мной стояли мужчина и женщина. Мужчина держал пса на коротком поводке и с тревогой смотрел на меня. Женщина, невысокая пухлая блондинка, нервно улыбалась и безостановочно повторяла по-английски:
— Простите, простите, пожалуйста. Мальчики сами не могли справиться.
— Все нормально, — слегка хрипло сказала я и помахала рукой собаке: — Все нормально.
Собака заулыбалась, принялась скакать и повизгивать. Я не выдержала и рассмеялась. Мужчина тоже рассмеялся, потрепал собаку по холке и сказал что-то по-датски жене.
— Она очень молодая, — извиняющимся тоном сообщила мне блондинка. — Хочет со всеми дружить. С вами действительно все в порядке? — И она протянула руку, чтобы помочь мне встать.
— Все отлично, — подтвердила я, принимая предложенную помощь.
— Биргитте, — представилась женщина, когда я уже утвердилась на ногах.
— Катерина, — улыбнулась я и вопросительно взглянула на ее мужа.
— Маркус, — кивнул он и, подергав поводок, добавил: — Линда.
Собака вывалила язык и уставилась на хозяина влюбленными глазами. Мы с Биргитте рассмеялись.
— Смешная, — сказала я.
— Да, — согласилась Биргитте, — мы сами не ожидали, что она будет такой смешной.
— Хорошая компания детям. — Я посмотрела на мальчишек.
Те застенчиво прятались за отцом.
— Хотите, мы вам подарим щеночка, когда они будут? — предложила Биргитте.
Я расхохоталась:
— Даже если бы я и хотела, думаю, это будет сложновато.
— Почему? — внезапно подал голос Маркус.
А я думала, он не говорит по-английски.
— Во-первых, у меня уже есть собака, — пояснила я. — Во-вторых, щенка пришлось бы вывозить в другую страну.
— А куда именно? — Супруги с любопытством смотрели на меня.
— В Россию.
— О! — Они переглянулись.
— Как интересно! — воскликнула Биргитте. — Я никогда не разговаривала с русскими.
— А я никогда не разговаривала с датчанами, — откликнулась я.
Маркус засмеялся:
— Сегодня удачный день, не правда ли?
— Простите… — раздался чей-то голос.
Я обернулась. Передо мной стояла высокая молодая женщина… Нет, не высокая — высоченная! Метр восемьдесят, не меньше. Копна взбесившихся кудрей цвета перезрелого баклажана, черные глаза формы идеального круга, улыбка от уха до уха и попа, очертаниями и размерами напоминающая корму небольшого катера.
Я выжидательно уставилась на нее. Не сомневаюсь, вопрос «А это еще кто?» был написан на моем лице крупными буквами и на всех европейских языках.
— Я Пат Лин! — радостно объявила великанша и помахала в воздухе пакетом с символикой нашей компании. — А ты Кэт, верно?
— Ох, ну ни фига себе! — вырвалось у меня.
Глава 6
— Ох, ню ни фиха сибье! — повторила Пат Лин, лучезарно улыбаясь. — А что это значит?
— Извини, — я ошалело помотала головой, — что ты имеешь в виду?
— Что это значит по-английски: «Ох, ню ни фиха сибье»? — И Пат Лин склонила голову набок.
— Ммм… — замычала я.
Что-то это, безусловно, по-английски означает. Я даже примерно догадываюсь, что именно, но не скажешь же это вслух человеку, которого видишь первый раз в жизни и который призван быть твоим гидом в ближайшие четыре дня.
