Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Уинн провела эксперимент с целью выяснить, предпочитают ли младенцы тех, кто помогает или вредит людям, не похожим на них. Этот эксперимент тоже был проведен в кукольном театре. До начала представления младенец в возрасте от девяти до четырнадцати месяцев сидит на коленях матери и выбирает между крекерами и зеленым горошком. Выбор еды выявляет его наклонности и предпочтения.
Потом появляются две куклы, причем одна выходит позже первой. Одна кукла демонстрирует ребенку свою симпатию и говорит, что любит выбранную им еду. Другая кукла показывает противоположные вкусовые предпочтения. Потом они уходят, и, как и раньше, разыгрывается сцена, где кукла со сходным вкусом играет с мячиком, теряет его и сталкивается с двумя другими куклами: одна помогает найти мячик, другая крадет его. Если младенцам предлагают сделать выбор между двумя куклами, они указывают на помощника. Но если кукла, которая теряет мячик, имеет другие гастрономические предпочтения, дети чаще выбирают куклу-грабителя. Как и в случае с обычным вором, в дело вступает принцип Schadenfreude: дети симпатизируют кукле, обманывающей ту, которая отличается другими вкусами.
Нравственные предпочтения оставляют заметные и иногда неожиданные следы. Человеческая склонность делить общество на группы, предпочитать собственную группу и идти против других отчасти унаследована с очень раннего детства. Одним особенно хорошо изученным примером являются язык и акцент. Маленькие дети больше смотрят на человека, который обладает сходным произношением и говорит на их родном языке (еще одна причина для пропаганды билингвизма). Впоследствии эта визуальная предрасположенность исчезает, но появляются другие. Двухлетние дети более склонны брать игрушки у людей, говорящих на их родном языке. В школьном возрасте этот эффект проявляется в выборе друзей и знакомств. В зрелом возрасте мы встречаемся с культурной, эмоциональной, социальной и политической сегрегацией, основанной лишь на том, что люди в соседних регионах говорят на разных языках. Но это не только языковой аспект. В целом на протяжении своего развития дети выбирают для общения людей такого же типа, как те, на которых они предпочитали смотреть в младенчестве.
Эти предпочтения развиваются, меняются и перестраиваются с возрастом, так же как это происходит с языком. Разумеется, ничто в нас не является только врожденным; в определенной степени все обретает форму на основе нашего культурного и общественного опыта. В этой книге мы предполагаем, что понимание этих предпочтений может служить инструментом для их изменения.
Эмиль и сова МинервыВ книге «Эмиль, или О воспитании» Жан-Жак Руссо в общих чертах описывает, каким должно быть воспитание идеального ребенка. Но в наши дни воспитание Эмиля считалось бы довольно экзотическим. В нем нет разговоров о морали, гражданских ценностях, политике или религии. Ребенок не слышит аргументов, которыми часто пользуются современные родители, – например о том, что люди должны делиться друг с другом, быть внимательными к другим, честными и справедливыми. Нет. Воспитание Эмиля больше похоже на то, которое мистер Мияги дает Дэниэлу Ла Руссо в фильме «Парень-каратист»[18]: чистая практика и никаких объяснений.
Итак, Эмиль в двенадцатилетнем возрасте, с энтузиазмом работая в своем огороде, на собственном опыте усваивает понятие собственности. Однажды он приходит туда с лейкой и видит, что плоды его трудов уничтожены.
«О, зрелище! О, горе! бобы все вырваны, почва вся взрыта, – не узнаешь даже места. Увы! Куда девался мой труд, моя работа, сладкий плод моих забот и стараний? Кто похитил у меня мое добро? Кто отнял мои бобы? Молодое сердце возмущено: в первый раз чувство несправедливости только что излило в него свою черную горечь»[19].
Наставник Эмиля, который умышленно разрушил его огород, сговорился с садовником, чтобы тот взял на себя ответственность за ущерб и назвал причину для его оправдания. Поэтому садовник винит Эмиля в том, что мальчик погубил дыни, ранее высаженные на том же участке. Эмиль оказывается в ситуации конфликта между своим убеждением в том, то бобы принадлежали ему, потому что он выращивал их, и приоритетным правом садовника как законного владельца земли.
Наставник не объясняет Эмилю эти идеи, но Руссо утверждает, что это лучшее возможное знакомство с понятием собственности и ответственности. Когда Эмиль размышляет над болезненной ситуацией потери и последствиями своих действий для других людей, он осознает потребность во взаимном уважении ради предотвращения конфликтов. Лишь пережив этот опыт, он готов думать о взаимных договоренностях и обменах.
В истории Эмиля есть ясная мораль: не надо пичкать детей словами, не имеющими для них никакого смысла. Сначала они должны на конкретном опыте усвоить значение этих слов. Несмотря на многочисленные откровения, часто повторяемые в разных текстах по истории философии и образования[20], в наши дни почти никто не следует этой рекомендации. В сущности, почти все родители бесконечно перечисляют нормы поведения, которые часто противоречат их собственным поступкам: как пользоваться телефоном, чем нужно питаться, чем можно делиться, как мы должны благодарить, извиняться, просить и так далее.
У меня складывается впечатление, что человеческую природу в целом можно представить в виде пиньяты[21]. Если на Землю вдруг явится марсианин и увидит, что происходит, когда разрывается оболочка из папье-маше и оттуда ливнем сыплются конфеты, он поймет все наши пороки и устремления, импульсивные желания и подавляемые страхи, нашу эйфорию и нашу меланхолию. Он увидит, как дети набирают конфеты пригоршнями, пока сладости не начинают выпадать из рук; как они толкают друг друга в погоне за кратковременным преимуществом; он увидит отца, читающего ребенку проповедь о необходимости делиться, и ошеломленного малыша, плачущего в углу. Он сможет наблюдать процессы обмена на официальном и на черном рынке и сообщества родителей, образующие миниатюрные «правительства» с целью избежать ситуации, которую Гаррет Хардин[22] называл трагедией общин.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
