Что если модель материалистического авторитаризма не является результатом постколониальной реакции? Что если она — не сугубо азиатская и применима повсеместно? Однажды я наткнулся на убедительное наблюдение, принадлежащее молодому израильскому ученому и активисту антиглобалистского движения Ури Гордону. Он увидел сходство между «азиатскими ценностями» Ли и макиавеллевским virtu[12]:
Точно так же, как Макиавелли противопоставляет римское virtii современной ему христианской морали, так и Ли выбирает азиатские ценности для Сингапура в качестве альтернативы западной либеральной демократии. Ли и его помощников, навязывающих населению самоцензуру как условие благополучия, можно считать верными последователями Флорентийца.
Вместо того чтобы способствовать освобождению и самопознанию, Сингапур показал пример того, как сделать, чтобы средний класс самоустранился из общественной жизни. Зачем создавать проблемы, когда тебе есть что терять?
Желая обсудить это с другими профессорами факультета Мабубани, я попросил профессора Вана Гунъу, главу Института Восточной Азии, рассказать о философском фундаменте сингапурского эксперимента. Ван считает, что в его основе лежит «общественный договор». По мысли Томаса Гоббса, не ограниченная ничем свобода порождает «войну всех против всех». Мы нуждаемся в ограничениях, желаем их установления, чтобы спастись от собственных темных инстинктов. «Люди в Сингапуре овладели рядом навыков, в том числе контролем и свободой», — объясняет профессор Ван. По его словам, китайские чиновники поражены: «Они хотят, чтобы их города функционировали как этот. Они очень боятся массового мятежа, который легко может начаться в Китае».
Я обратился к социологу. «В Сингапуре теории демократизации и политические активисты сталкиваются со своим заклятым врагом, — полагает профессор Чуа Бэнхуа. — Сингапуру не удалось бы достичь всего этого без некоторых ограничений свободы слова. Это не сработало бы с системой состязающихся институтов». Он не соглашается с моей гипотезой о сознательном вступлении в Пакт. По его мнению, область свободы личности «расширяется по мере преодоления бедности. Поэтому у вас не возникает ощущения, что вы заключаете сделку». Партия Ли, по мнению профессора Чуа, пыталась внедрить «политический культурализм»[13] в качестве политической идеологии, что помогает формированию «культурально- го» гражданина в противоположность «либеральному» гражданину демократии. Таким образом, партия ПНД переосмыслила структуру политического представительства и участия. На кону стоит не менее чем определение границ и самого смысла политики. Чуа Бэнхуа, сердечный и очень ясно мыслящий человек, оставляет меня поразмыслить о следующем:
Свободу делает возможной понимание того, где лежат ее границы. Улучшение жизни невозможно без некоторого ограничения индивидуализма. Слабость либерализма заключается в нежелании платить членские взносы.
Возможно, все зависит от того, о каких свободах и ограничениях идет речь. Сингапурский Пакт наиболее уязвим в сфере социального, там, где традиции сталкиваются с современностью. Ли потратил годы на воплощение задуманного им государства. Нет впечатления, что общество потребления нуждается в серьезных политических переменах. Давление приобретает другую форму. Совершенно уступая правительству сферу общественного, граждане стремятся к полному контролю над сферой частной жизни. Обещанный социальный либерализм состоялся фрагментарно. Именно здесь рамки наиболее активно испытывают на прочность. Очень консервативные взгляды Ли на брак, секс и прочие вещи другие члены правительства не разделяют. Здесь имеются подлинные разногласия, главным образом поколенческие, и утаить их трудно. Было забавно слышать, что границы свободы выражения описываются как «вне или внутри маркера»[14].
Одержимость гольфом, теннисом и другими развлечениями, еще более безобидными, производит сильное впечатление.
После ухода Ли «на пенсию» в 1990 году (его нынешняя должность называется так — министр–наставник) некоторые из одиозных ограничений были смягчены. Старые законы (например, тот, что регламентировал длину мужской прически) были отменены, хотя другие, наказывающие за плевки на улице и не слитую в туалете воду, остались в силе. Закон, запрещающий «оборот» жевательной резинки, в 2004 году был «смягчен»: правительство позволило жевать «лечебную» резинку, чтобы выполнить требования соглашения о свободной торговле с США. Культурная жизнь также стала немного свободнее. Был учрежден Фонд развития аудитории — с целью «воспитания» общественных вкусов и поощрения художников к риску (в определенных рамках). Дизайн, особенно индустрия моды, процветает. В колледже искусств «Ласаль», размещающемся в сооружении из стекла и стали в «Маленькой Индии», группа студентов репетирует пьесу на путунхуа, сидя в главном холле на искусственном травяном покрытии. Грейс, режиссер, говорит мне, что им позволили выбрать пьесу из списка. Это короткая история о том, как в автобусе встречаются разные люди. По мнению Грейс, это — метафора жизни. На одном из актеров — футболка с надписью «Мы делаем деньги, а не искусство». Он интересуется, нравится ли мне эта шутка.
Иногда можно беседовать откровенно, обычно с людьми, которые не заботятся о карьере в частном или государственном секторе. Я обсуждаю с писателем по имени Джерри Лим непотизм, коррупцию, секретность и секс. Раньше Лим жил в Лос–Анджелесе, писал книги об искусстве и сексе. Он рассказывает мне о синдроме «Разворота нет» (No U‑Turn Syndrome): в отличие от водителей в других странах, сингапурцы не разворачиваются на перекрестках, если там нет разрешающего знака. Они полагают нечто запрещенным, если противоположное однозначно не разрешено. Когда Джерри Лим предоставил свою последнюю книгу (о секс–индустрии) в Управление по развитию медиа, цензор не отвечал ему в течение месяца. Лим долго не понимал, на каком он свете, но в конце концов получил разрешение: «Я никогда не сталкивался с неприкрытым давлением, но всегда есть ощущение, что сейчас тебе позвонят. Люди всегда спрашивают, как я справляюсь с этим. Полагаю, что я безобиден».
С течением времени «маркеры» в сфере морали стали менее заметными. После выхода в 1998 году американского телесериала «Секс в большом городе» в Сингапуре он попал под запрет. В 2008 году, когда вышла полнометражная версия фильма, изображения бойкого квартета, марширующего по Манхэттену, украсили рекламные щиты на сингапурских торговых улицах. В 2005 году в Сингапуре состоялась ярмарка «Секспо»[15]. Власти разрешили ее проведение, объяснив это тем, что семейным парам полезно разнообразить половую жизнь. Однако неразборчивость в связях власти не поощряют. Существуют довольно жесткие ограничения. Не позволялось, в частности, выставлять что бы то ни было, «имеющее сходство с гениталиями». Запрещено было все, касающееся орального или анального секса: и то, и другое в Сингапуре вне закона.
