— Как-то непривычно все это, — пожала плечами Маша и прильнула к мужнину плечу. Павел взял ее лицо в свои ладони и поцеловал. Глаза Маши сами закрылись, лишь только его губы коснулись ее губ.
— Париж! Как много в этом звуке для сердца русского слилось!.. — с чувством произнес Павел, подхватил Машу в объятия и закружил по садовой дорожке. Маша откинула голову и засмеялась…
— Смотри, вольеры! — Павел увлек Машу к ограждению в углу парка, и они остановились, пораженные. За ажурной проволочной сеткой паслись лошади.
— Ой, какие красивые! — не сдержала восхищения Маша.
— Ты стройна, как кобылица в колеснице фараона, — вознесся Павел к высокому библейскому строю мыслей.
— И правда, Паш, не зря лошади считаются самыми красивыми животными… И глаза у них красивые, у них и у коров. Вон у Гомера, что ни красавица — так волоокая…
В глубине аллеи показался мсье Дестен:
— Мон шер Мари, мсье Павел… — Он сделал приглашающий жест в сторону особняка.
На баржу «Ковчег» супруги возвратились уже за полночь, отужинав в гостеприимном доме старика Дестена. Рене, любезно попрощавшись, тут же укатил домой, доставив Машу с Павлом до места.
Маша уселась в кресло и откинулась на спинку, переводя дух от обилия впечатлений.
— В первый же день — и столько всего.
— Ты устала? — Павел снял Машину сумку с подлокотника кресла, намереваясь присесть рядом. И удивленно уставился в вырез Машиного платья.
— Что такое? — Маша провела рукой по шее, готовясь ощутить тяжелую округлость согретого ее телом металла. Но рука скользнула по гладкой коже. Глаза ее округлились, но Маша быстро взяла себя в руки, и мысль ее заработала.
Повисло напряженное молчание. В открытое окно долетала музыка с речного трамвайчика, проходившего мимо.
— Привет! Вы дома? — в гостиную вошла Мила, следом за ней Геннадий.
— Ну как первый день в Париже?
— Все пропало… — упавшим голосом произнесла Маша.
— Что пропало? — хором выдохнули супруги.
— Медальон! Его нет!
— Спокойно. Расскажи все по порядку, — спокойным голосом предложила Мила. — Вы поехали к Дестену. Медальон был? Когда вы обнаружили пропажу?
— В саду у мсье Дестена все было на месте…
Мила выхватила из сумочки сотовый и набрала номер Рене. По ее лицу было видно, что трубку никто не берет.
— Вот незадача, как назло, не отвечает! — в сердцах произнесла она. — Ладно, сейчас поздно, утро вечера мудренее. Давайте ложиться. Завтра на свежую голову сообразим, как поступить!
Маша согласно кивнула, приходя в себя. Насыщенные впечатлениями, супруги отправились спать. Уже засыпая и поворачиваясь на бок, спиной к мужу, Маша сонно пробормотала — то ли ему, то ли самой себе:
— В любом случае, Паша, Господь с ним, с медальоном этим… Как пришел, так и ушел… Могли бы его вообще выкинуть с хламом… А так в Париже…
Павел обхватил Машино тело рукой, привычно поместив ее в удобный изгиб талии у бедра. Рукой коснулся мягких полушарий груди, доверчиво угнездившихся в его ладони. Спать! И вправду утро вечера мудренее.
Но сон не шел. Не разделял Павел этой Машиной пораженческой философии. Она по-своему, конечно же, права, убиваться из-за потери ювелирной побрякушки глупо — хоть бы ей и триста лет было! И четыреста! Вот то, что они с Машей в Париже, — это да, здорово. Как там у Жванецкого? У россиянина не часто срывается фраза: «Мне в Париж, по делу! Срочно!» У них, кажется, это получилось — и сказать, и, главное, оказаться в городе-мечте. Хотя для европейцев город-мечта — Венеция… «Побывать в Венеции — и умереть!» — такие вот тут приоритеты! Но это их, европейцев, дело, чего им хотеть. Они с Машей хотели сюда. И ведь сразу угодили в парижские тайны!
Павел поворочался, стараясь не разбудить жену, потом встал и тихонько начал одеваться. Выскользнув из спальни, он прокрался к выходной двери и, разобравшись с запорами, вышел на воздух. Поозирался в растерянности, вглядываясь в ночные огни никогда не засыпающего города, и пошел в сторону ближайшего моста. На мосту остановил такси и добрался до Буа-Коломб. Он не мог ответить себе на вопрос, зачем он едет к особняку Дестена. Ночью, в темноте — что можно найти? И там ли надо искать? Но бездействовать было невыносимо.
Пройдя вдоль литой садовой ограды, он прислушался. Все тихо. Павел перелез через ограду и замер в кустах, обдумывая, что делать дальше. Потом пошел по знакомым аллеям. Объятый ночной тишиной сад притаился, храня в этом молчании шепоты, крики и смех, когда-то звучавшие здесь. Вчера, сегодня и много десятилетий назад. Ведь не он, Павел, первый ступает ночью среди распростерших в темноте свои кроны деревьев. Мысли Павла наполнились фантазией. Наверное, много интересного тут происходило! Одно слово — французы!
Пройдя несколько десятков метров, он наткнулся на вольер для лошадей. Животные тихо всхрапнули, заслышав чужие шаги. Неожиданно у Павла в кармане запиликал сотовый.
— Алло? — приглушенно ответил он, ожидая услышать встревоженный Машин голос.
— Паша, банзай! — зарокотал в трубке голос Анатолия. — Ты где? Извини, что так поздно звоню.
— Да ладно, чего извиняться, раз звонишь! — Павел пошел вдоль вольера, пытаясь выйти на дорожку.
— А ты где?
— Да леший его разберет, в кустах каких-то… — в сердцах проговорил Павел и уточнил: — Рядом с лошадьми.
— Какими еще лошадьми и в каких кустах? Ты кого-то выслеживаешь?
— Наверное, да. Только не знаю кого.
— Ну ты… это… в себе?
— Да я-то в себе. Вот только лошади. — Животные и вправду забеспокоились, услышав не знакомый им голос. — Тут особняк, — внес ясность Павел, держась принятой линии быть кратким.
— Ты, Паша, точно не спишь?
— Я не сплю, а их разбудил. Ржут. Сейчас хозяин выйдет.
— Еще скажи — резидент! Шпион из тебя, как…
— Что? Не гожусь в шпионы?
— Ты годишься в пациенты.
— Еще накаркай!
— Ты, Паша, совсем меня запутал. Тебе врача не вызвать? Ты где?
— В саду возле особняка.
— Какого еще особняка?
— Обыкновенного, парижского…
— Ты хочешь сказать, что ты в Париже?!!
— Ну да. Мы с Машей тут. То есть она спит, а я вот…
— Так и мы тут! В ку… тьфу, в Париже. А вообще… пусть Симона с тобой разберется, передаю ей трубку.
— Павлик, — послышался в трубке взволнованный голос Симоны, — я только что узнала об одной исключительной вещи! Мне Маша говорила про медальон! Так вот! Он мне срочно нужен!
— А нет его… я его как раз ищу.