Роз-Мари высвободилась из объятий отца и спустилась на пол.
— Как это — по-другому?
— В такт песенке.
— Покажи мне! Покажи! — потребовала Роз-Мари.
Мелита бросила на графа быстрый извиняющийся взгляд и села за фортепиано. Она сняла перчатки, и ее изящные пальчики заскользили по клавишам. Она вспомнила песенку, которую выучила много лет назад, — про девочку, поднимающуюся и спускающуюся по лесенке в такт восходящим и нисходящим гаммам.
Несмотря на то что Мелита играла несколько смущенно, Роз-Мари была в восторге.
— Она мне нравится! Она мне очень нравится! — сказала она, когда Мелита закончила.
— Тогда я научу тебя ей, и в следующий раз ты будешь сама играть ее папе, а если выучишь слова, то сможешь и спеть.
— Это замечательно, просто замечательно! Сыграйте еще, мадемуазель, пожалуйста, сыграйте еще!
Мелита почти уже было согласилась повторить песенку, но в этот момент дверь комнаты распахнулась, и на пороге появилась мадам Буассе.
— Не знаю, что здесь происходит, — изрекла она, — но тут определенно слишком шумно, а Роз-Мари пора готовиться ко сну.
Затем она повернулась к Мелите.
— Надеюсь, мадемуазель, вы не станете с самого начала отучать Роз-Мари от хороших привычек, которые мне удалось ей привить. Когда дело касается ребенка, главное — здоровье.
Мелита поднялась из-за фортепиано и теперь стояла в некоторой растерянности, прекрасно понимая, что последний выпад мадам направлен против нее лично.
— Мне очень жаль, мадам, — сказала она, — боюсь, я не обратила внимания на то, который теперь час.
Ей хотелось ответить, что восьмилетние дети не ложатся спать так рано, но к чему и дальше вызывать раздражение у мадам Буассе?
Мадам бросила взгляд на стол.
— Заканчивай ужин, Роз-Мари, а вы, мадемуазель, я думаю, хотите пройти в свою комнату и проследить за тем, как раскладывают ваши вещи. Если вы освободитесь не слишком поздно, я успею дать вам необходимые инструкции относительно Роз-Мари. Если нет, то это подождет до утра.
— Этим займусь я, — сказал граф негромко.
— Ты? — встрепенулась мадам Буассе. — Почему? Почему тебе взбрело в голову вмешиваться?
— Потому что, так уж случилось, Роз-Мари — моя дочь, — ответил граф, — и, как ты знаешь, у меня совершенно определенные взгляды на ее воспитание.
— Но если мне предстоит ее воспитывать…
— Тебе приходилось заниматься этим, так как больше было некому, — перебил ее граф, — но теперь я нанял мадемуазель Крэнлей и буду обсуждать вопросы воспитания Роз-Мари именно с ней.
— Ты нанял мадемуазель? — Мадам Буассе усмехнулась.
— Тебе известно, что я положительно ответил на письмо леди Крэнлей, поскольку давно хотел, чтобы у девочки была английская гувернантка.
— И, надо полагать, ты собираешься ей платить!
— Да, я сам буду с ней расплачиваться. Смешок мадам Буассе прозвучал омерзительно.
— Наверное, деньгами, которые выиграешь в карты? — хмыкнула она. — Интересно, что ты будешь делать, если проиграешься?
Присутствовать при этом разговоре было крайне неприятно, и Мелита ничуть не удивилась, заметив, что стоящая рядом с ней Роз-Мари дрожит. Видимо, девочка присутствовала при подобных сценах не раз.
Повинуясь внезапному порыву, Мелита склонилась к ней и прошептала на ухо:
— Когда я распакую чемоданы, то найду для тебя кое-что приятное.
Глаза Роз-Мари заблестели в ожидании сюрприза.
— Вы привезли мне что-то из-за моря?
Мелита кивнула.
— Из Парижа?
— Нет, подумай еще.
— Я знаю — из Лондона!
— Правильно, — улыбнулась Мелита.
Мелита попыталась сосредоточиться на разговоре с Роз-Мари, но невольно услышала, как мадам Буассе презрительно говорила графу:
— Я думала, что ты оставил нас. Когда ты уезжал в последний раз, то дал нам понять, что не собираешься возвращаться.
— Я передумал. Здесь мой дом, и мое место — здесь.
На секунду воцарилась тишина, затем мадам Буассе сказала изменившимся голосом:
— Я не раз тебе говорила об этом, но ты не хотел слушать.
При этих словах граф отвернулся, и, как показалось Мелите, не случайно: он не хотел видеть выражение глаз мадам Буассе.
— Пойдем, — обратился он к Роз-Мари, — погуляем по саду. Покажи мне цветы у фонтана, дорогая. Три дня назад я видел только бутоны, но теперь они, должно быть, расцвели.
— Я покажу! Я покажу! — взволнованно защебетала Роз-Мари.
Она схватила отца за руку и потащила к двери.
— Роз-Мари пора идти спать, — сказала мадам Буассе, но в голосе ее не было прежней настойчивости.
— Мы ненадолго, Жозефина, — сухо ответил граф.
Отец и дочь вышли, и уже из коридора до Мелиты долетели звуки веселой болтовни Роз-Мари.
— Дисциплина — вот что нужно ребенку, — строго сказала мадам Буассе, — а ты, Эжени, как всегда, ее баловала, я в этом не сомневаюсь.
Она недовольно оглядела стол.
— Я велела повару готовить для нее скромный ужин: девочке в ее возрасте ни к чему столько деликатесов.
— Наша малышка-мадемуазель не станет есть то, что ей не нравится, мадам.
— Тогда ее следует заставлять, — решительно сказала мадам Буассе, — и надеюсь, мадемуазель, вы за этим проследите.
Она смерила Мелиту таким взглядом, будто не верила, что девушка вообще в состоянии за чем-либо проследить, и молча вышла из комнаты.
Мелита посмотрела на темнокожую служанку и заметила, что та улыбается.
— Пойдемте со мной, мадемуазель, я покажу вам спальню. Я помогу вам распаковать чемоданы, хотя Жанна, наверное, уже начала раскладывать вещи — они прибыли с час назад.
Эжени оказалась права. Войдя в комнату рядом, они увидели, что вся она заставлена баулами и чемоданами и две служанки развешивают платья и раскладывают вещи.
— Вы с собой привозить много вещей, — заметила Эжени.
— Я приехала издалека, — объяснила Мелита, — и не могла не взять все, что было моим.
— Мы заботиться о вас, мадемуазель, сделать вас счастливой на Мартинике, — пообещала Эжени.
Слова ее прозвучали так искренне, что Мелита улыбнулась.
— Надеюсь, вы поможете мне, Эжени, — сказала она. — Мне доставит удовольствие присматривать за Роз-Мари, но вы должны будете рассказать мне, когда она встает, когда завтракает. У меня есть на этот счет и свои представления, но не хочу сердить мадам Буассе лишний раз.
