Не густо. Пройду оба. А что насчет работы тренера? Честно сказать, учитель из меня не особо хороший. А точнее – никакой. С малышами домашнее задание делает мама, потому что от меня пользы ноль. Мне легче самой все сделать, чем объяснить ребенку, как это делается.
«…Понимая, что опыта работы у вас пока нет, руководство стадиона может предложить вам следующие формы проведения занятий: поединок и соревнование.
Вариант „поединок“ заключает в себе суть боя, но без применения силы. На спины противников наносятся специальные отметины, прикосновение к ним означает поражение. Поединок длится до тех пор, пока один из соперников не коснется метки своего оппонента.
„Соревнование“ – парный бег или же иные виды упражнений, в которых вы соревнуетесь на скорость или ловкость. Не подразумевает непосредственного физического контакта…»
Ну, на первый взгляд все выполнимо. Попробую, а там посмотрю…
В конце письма этот самый Пиксли Кроун очень просил сообщить в ответном письме удобное для меня время прохождения теста. Подумав, пролистала письмо, уточнила время работы стадиона – круглосуточно. И, решив не затягивать с этим делом, указала сегодняшний вечер в полдесятого. Провожу кентанца домой – это девять вечера, и минут двадцать на дорогу, так что еще десять минут останется на «сосредоточиться».
Поднялась с матраса, расстеленного прямо на полу. Кровати у меня своей не было. Мама спала на диване. Дети в раскладных креслах. На этом место в квартире заканчивалось, да и мебель тоже. Матрас я стелила почти в проходе, так что, когда лежала, мои ноги выглядывали в коридор. Свернула одеяло, положила на диван. Туда же закинула подушку. Подняла матрас и прислонила к стене. Все. Уборка закончена.
– Мамуль… – выходя в коридор, зевнула я.
– Что? – мама сидела за столом и перебирала гречку. Качеством та не отличалась, и среди крупы в обильном количестве встречались мелкие камушки и перемолотые сушеные бустылы растений.
– Дождь закончился? – придирчиво оглядывая свою потрепанную обувь, которая серой массой сейчас сушилась на батарее, с надеждой спросила я.
– Моросит, – отозвалась мама.
Вот ведь… Я поморщилась и очень-очень сильно пожелала, чтобы подошва не отвалилась сегодня. Только не сегодня.
– Приму душ, – сообщила я задумчиво копошащейся в крупе матери. Та кивнула, не поднимая на меня глаз.
Помыла волосы. И окатилась сама. Вода, текущая из крана, особой теплотой не отличалась – это все моя экономия. Детей я, конечно, мыла в теплой воде. И маму заставляла прибавлять градусы на котле, когда она собиралась мыться.
А сама… Мне и так сойдет. Бодрит. Хорошо так бодрит.
Обтерлась полотенцем, пытаясь заставить зубы не стучать так громко. Все-таки не настолько холодно…
Нижнее белье, сверху белая футболка, темно-синие облегающие плотные брюки и толстовка. Носки. Запрыгнула в тапки и, вынырнув из ванной комнаты, увидела бокал с горячим чаем, уже ожидающий меня на столе, заботливо приготовленный мамой.
– А сама? – осторожно сделав глоток, пытаясь не обжечься, спросила я.
– Пила уже, – отмахнулась Камэла.
– Пойду сложу вещи карапузам, – поднимаясь и прихватывая с собой бокал, сообщила я. Нужны были дождевики и теплые кофты. Погода за окном вконец испортилась, так что малыши промерзнут насквозь на обратном пути из садика, если их не приодеть.
– Собрала. Пей спокойно. – Мама и сама уже была готова к выходу. Натянула свою любимую длинную плотную вязаную темно-зеленую кофту и темные, подранные на коленях джинсы – отголоски бурной молодости.
Задумавшись в очередной раз над извечным вопросом «кем же был мой отец», сделала очередной глоток и все же обожглась. Зашипела.
– Опять ворон ловишь, – констатировала очевидное женщина. – Санти мне снова жаловалась на стрессы, связанные с твоими эпическими попытками уничтожить ее раритетный сервиз. Думаю, она только обрадуется появившейся возможности избавиться от тебя.
Я поморщилась, вспомнив о предстоящем разговоре.
– Думаешь? – с надеждой в голосе спросила я.
– Уверена, – ответила мама, собирая седые длинные волосы в высокий пучок.
И действительно, все прошло на удивление гладко.
Забрав детей из сада, мы дружной компанией заглянули в ресторанчик. Зал был абсолютно пуст. За стойкой высилась скучающая темно-фиолетовая кольма.
Едва мы зашли, Санти посветлела и, выплыв из-за стойки, направилась навстречу к радостно запрыгавшим детям.
Кети и Поль, счастливые обладатели светлых кудряшек и такого же характера, без раздумий бросились в объятья довольной кольмы. Ифа, смуглый и с темными прямыми волосами, остался стоять возле меня, насупившись и крепко сжимая мои пальцы своей маленькой пухлой ладошкой.
…Тройняшки, а такие разные.
Меня всегда удивляли мои же собственные дети. Все чересчур сообразительные, слишком взрослые в своем восприятии и отношении к окружающему их миру. Но Кети и Поль были все же больше детьми, чем Ифа. Им было легче сходиться с людьми, проще смеяться и находить повод для веселья во всем. Ифа расслаблялся только дома, на людях же был не по годам ответственным и серьезным. Следил за взбалмошными братом и сестрой и никогда не давал их в обиду. Вот такие тройняшки.
Я пожала маленькую ладошку и подтолкнула сына к порозовевшей от удовольствия зацелованной Санти.
– Ифа, поздоровайся. Тетя Санти очень по тебе соскучилась.
Мальчик отпустил мою руку и, шагнув навстречу замершей кольме, кивнул, выдав:
– Добрый вечер, – и со знанием дела и очень серьезно: – Вам к лицу розовый.
– Спасибо, милый, – расплылась в улыбке кольма. – Проходите, садитесь за самый большой столик. Сейчас буду угощать вкусняшками.
Дети, радостно смеясь, побежали к центральному круглому столу. Мы дружно проводили малышей довольными взглядами.
– Привет, Санти, – наконец поприветствовала я подругу.
– Привет, Иль. Как дела? Добрый вечер, мама Камэла. Вы просто на глазах молодеете, – кольма по своему обыкновению говорила со всеми и сразу.
