ГЛАВА 4
Несколько дней я почти не отрываясь изучала бабкин фолиант, но не прочла даже и четверти. Сама книга вела себя несколько странно (это для нормальной книги, конечно). Она открывалась только там и только тогда, когда сама считала нужным, моим мнением мало интересуясь. Поэтому я никогда не знала заранее, какое новое открытие предстанет перед моим взором. Особенно понравившиеся места старалась запоминать, на всякий случай, но слишком много еще оставалось для меня непонятным и необъяснимым. Некоторым заклинаниям я и применения-то найти не могла. Ну вот для чего может понадобиться огненный дождь? А моровое поветрие? А вызов упырей и вурдалаков? Понять, для чего книга показывает мне всю эту ерунду, я не могла, но добросовестно штудировала все подряд.
Сенька по нескольку раз в день тормошил меня для перерыва на завтрак, обед и ужин. Если б не он, я бы точно отощала окончательно и превратилась в мясо на косточке. Если б кот еще и готовить умел, ему бы вообще цены не было. А так приходилось прерывать столь увлекательное занятие и готовить самой. Жалко было время терять.
Еще меня изредка отвлекал леший, посчитавший своим долгом дать мне несколько полезных советов по лекарственным травам.
Но уже к концу недели я поймала себя на мысли, что читаю чисто машинально и совершенно ничего не понимаю. Надо перерыв сделать и устаканить в голове то, что успело запомниться, а потом можно и дальше продолжить. Я не спешу.
В деревню, что ли, сходить, развеяться?
– Сень, а сегодня какой день? – лениво спросила я.
– Базарный, – отозвался кот с печи, будто прочитав мои мысли.
– Сходить, что ли?
– Сходи, тебе полезно с народом пообщаться, а то они уже забыли небось как ты и выглядишь.
– Думаешь?
Сенька только фыркнул, и мне ничего не осталось сделать, как взять корзину и отправиться за впечатлениями.
В деревню я вошла, когда солнце уже подбиралось к своей максимально высокой точке на необъятных просторах небосклона. Едва я появилась на крайней улочке, как бегающие по дороге ребятишки с диким, но вместе с тем задорным визгом врассыпную бросились в разные стороны.
– Баба-яга пришла! Баба-яга пришла!
Дети – не взрослые, их обмануть труднее, и они чувствовали, что никакой страшной опасности от меня не исходит, но придерживались мнения, что раз положено бояться Бабу-ягу, значит, положено. И удирали с радостными воплями, с любопытством выглядывая через щели в заборах. Кем было велено верить в такую ерунду, никто, конечно, не знал.
Дворовые шавки заходились яростным лаем, почуяв непрошеную гостью и выполняя свой собачий долг – оповещать всю округу о моем приближении. При этом они не выползали за пределы вверенных им огородов.
Я не спеша прошлась по опустевшей улице до центральной площади, где находился маленький сельскохозяйственный рынок, и нырнула в бурлящую толпу торгующих-ругающих-обвешивающих жителей. Рыночные ряды пестрели всевозможными продуктами и прочей домашней утварью. На прилавках громоздились разноцветные горы прошлогодних фруктов и овощей, уже напрочь лишенных всяких витаминов. Красно-коричневые туши, некогда бывшие то ли баранами, то ли козами, то ли еще какими неопознанными животными, привлекали не столько покупателей, сколько многочисленных мух, с ленивым жужжанием сновавших поблизости от дармового лакомства. Вялая зелень, выращенная на подоконниках, безжизненными хвостами свисала из плошек, наполненных протухшей водицей. Веники и облезлые половички, сотканные из соломы, желтели на фоне ярко-оранжевых глиняных горшков и тарелок, высившихся опасной пирамидой и не падающих только по одним им известным причинам.
На меня поначалу совершенно не обратили внимания, я все-таки человек, а не чудище лесное. Мне спокойно удалось углубиться в продуктовый ряд и, не торопясь, прогуляться в поисках мало-мальски свежих товаров. Таковых почти не было. Я остановилась возле прилавка с молочными продуктами, показавшимися не такими подозрительными, и сняла пробу с творога. Торговка глянула на меня так, словно я собственноручно пришибла ее единственную корову, дававшую немыслимые удои, и замахала на меня руками:
– Чур меня! Чур меня! Уйди, окаянная!
Я равнодушно посмотрела на нее и спросила:
– Сколько?
– Нисколько. Исчезни от моего прилавка.
– Что, совсем бесплатно? – Конечно, я поняла, что она имеет в виду, говоря «нисколько», но оставить без ответа столь глупое замечание не могла.
Торговка пухлыми руками подгребла весь кисло-молочный (в самом прямом смысле) товар к себе поближе и громко, с явным намерением привлечь как можно больше внимания, заверещала:
– Что же это делается-то? Средь бела дня порчу наводит.
– А порчу все равно когда наводить, – охотно пояснила я. – Только вашим продуктам она уже не грозит, они сами могут на кого угодно порчу навести с приобретением милого зеленоватого оттенка кожи.
Вокруг быстро стала собираться толпа, гудящая как разворошенный улей. Мне стало интересно, какие еще прегрешения и собственные проступки они спишут на мою колдовскую голову. Жители не заставили себя долго ждать.
– А давеча она Ваську соседского в козла превратила, – послышалось за моей спиной. – Сама видала.
Я повернулась на голос и увидела неопределенного возраста бабенку, маленькую, всклокоченную, со злобными глазками.
– Чтобы превратить мужика в козла, – громко, чтоб всем было слышно, сказала я, глядя бабенке в глаза, – вовсе не обязательно быть ведьмой, достаточно быть порядочной стервой.
В толпе заржали, причем одни мужики.
– Что?! – взвизгнула бабенка, подпрыгивая от возмущения.
– Ну или непорядочной, – поспешно добавила я. Новый взрыв хохота.
Последнее замечание заставило ее замолчать и злобно насупиться. Я ждала продолжения развлечения, доставлявшее несказанное удовольствие обеим сторонам.
– А у меня корова раньше времени отелилась, как она на нее в прошлый раз глянула, – послышалось из толпы.
Я стрельнула глазами на голос. Молодая девица, долговязая и тощая, как оголодавший вурдалак. На ней я заговор привлекательности испробовала. Жалко несчастную стало, засиделась в девках, а свататься никто не идет. Кто же знал, что на нее все местные и окрестные лягушки мужского пола спрыгаются?
– А меньше посреди ночи по коровникам шастать надо да животинку пугать, – не осталась в долгу я.
– А у меня… А у меня… – со всех сторон стали доноситься жалобы, совершенно не имеющие ко мне никакого отношения, но жителям так хотелось верить, что именно я являюсь источником всех их несчастий.
Сколько много нового я о себе узнала, трудно описать. Если бы все, что они мне приписывают, я могла делать на самом деле, то давно бы уже стала как минимум властителем мира. У меня чуть мания величия не проснулась, честное слово. Я уже хотела предложить им сварганить в мою честь небольшой алтарь с жертвенником, но передумала.
