Каждую зиму обязательно случается происшествие: наступает очередная оттепель, все начинает таять, я иду по улице, с крыши обрушивается глыба льда, падает буквально в нескольких сантиметрах от меня, обдав мелкими колючими брызгами. Я в таких случаях не отскакиваю, даже внутренне не вздрагиваю, а, наоборот, расслабляюсь, практически обмякаю, успокаиваюсь, наконец-то ощутив себя в надежных руках (довольно необычное ощущение для взрослого высокомерного и крайне недоверчивого человека) и иду дальше, громко думая прямо в правое ухо всегда сопровождающему меня ангелу смерти: «Спасибо, друг, я тебя тоже люблю».
Кажется
Кажется, самый большой вред от общательных-интернетиков-для-массового-пользования заключается в том, что они открывают множество возможностей безопасного непослушания.
Потребность в непослушании (осознанном, повторяю ОСОЗНАННОМ, а не бездумно-эмоциональном противодействии обществу, т. н. власти, «старшим», заведенным до нас и без нашего согласия порядкам, традициям, которые нам предлагают бездумно перенимать) – естественная потребность всякого (живого) человека, потому что осознанным непослушанием мы всякий раз переступаем через инстинкт самосохранения во имя каких-то своих вполне абстрактных принципов и идеалов, а значит, растим дух.
(Пока человек бездумно послушен, он ничего никуда не отрастит, извините, не получится.)
Однако дух растит только опасное непослушание. За которое можно огрести замечание в школьный дневник, скандал от родителей, исключение из института, увольнение с работы, в общем, утрату совершенно конкретных материальных благ, начиная с комфорта (комфорт – это тоже материальное благо, если не важнейшее из них). При этом неважно, как будет на самом деле, возможно учителя добры, родители мудры, а начальству вообще по барабану, важно, что непослушный уверен, что у его противодействия могут быть определенные неприятные последствия и соглашается их принимать, поскольку его абстрактные идеалы важнее. Тогда все работает, как надо, на рост.
Послушание в некоторых случаях, кстати, тоже растит дух – когда оно не следствие обычной трусости-слабости, а осознанный принцип. Тогда человек жертвует значительной частью своего индивидуалистского комфорта – тоже ради вполне абстрактного идеала, существующего только у него в голове. Так тоже годится. Росту способствует именно принцип отказа от понятных шкурных интересов во имя чего-то абстрактного, чего в руках не подержать и в суп не добавить. Но только если в основе отказа лежит не страх. Страх делает корыстным любой прекрасный поступок, где есть страх, там все усилия – зря.
Возвращаясь к нашим баранам, безопасное непослушание в интернетиках (издевательское обращение с виртуальными собеседниками без риска получить в терц – один из примеров, самый простой и знакомый всем) удовлетворяет обычно неосознаваемый, но грызущий голод духа по непослушанию, не давая при этом настоящего насыщения. То есть не способствует его росту, а наоборот. При этом у непослушного появляется иллюзия сытости, а поскольку человек в своей тупости (это в данном случае не ругательство, а техническое описание состояния среднестатистического организма) склонен верить иллюзиям, он покидает коммуникационное поле вполне удовлетворенным и идет деятельно выражать покорность всем, кого боится – маме с папой, учителям, начальству, правительству, обстоятельству, придуманному богу с Ремнем в руках.
Дальше рассуждать скучно, потому что под ногами наблюдаемого объекта разверзается помойная яма, а сверху досрочно падает могильная плита.
Как вы лодку назовете
Понадобилось залезть в геохронологическую таблицу; выяснили, что текущий эон (целиком посвященный органической жизни) называется ФАНЕРОЗОЙ.
/Закрой глаза и думай о Докембрии./
Капитан Вольф и все-все-все
«Меня зовут капитан Вольф, и я доставлю вас в Вильнюс», – сказал капитан Вольф.
К счастью, в самолете присутствовал как минимум один человек, способный по достоинству оценить эту новость. То есть я. Правда, рядом со мной не было собеседника, который добавил бы: «Айзен-Вольф». Пришлось думать про айзен самостоятельно. Любите ли вы леденящее одиночество, как люблю его я? Вот то-то же.
На прощание капитан Вольф еще раз представился, специально для тех, до кого не дошло с первого раза: «С вами был капитан Вольф». Но, боюсь, благодарных слушателей у него не прибавилось. По крайней мере, про айзен никто так и не пошутил. Только я, да и то не вслух – по причине леденящего одиночества, см. выше.
Охватившее меня леденящее одиночество было настолько невыносимо, что пришлось, не сходя с места, прям в аэропорту, случайно встретить друга Р., которая тоже как раз откуда-то прилетела и ждала свой чемодан у соседнего транспортера. И вот тут бы, вот тут бы пошутить про капитана Айзен-Вольфа, но вместо этого мы просто вызвали такси по телефону, чтобы оно увезло нас в золотую даль (именно так выглядит наш город ночью, когда смотришь на него сверху, пока капитан Вольф идет на посадку).
Таксист тоже оказался моим знакомым. Он мне уже третий раз попадается. Или даже четвертый, не помню. Я вообще его, честно говоря, не помню, это он меня узнал, а не я его. И даже подъезд мой вспомнил без подсказки, такой чувак.
После появления знакомого таксиста мои жалобы на леденящее одиночество стали звучать совсем уж бессовестно, но про капитана Айзен-Вольфа мы с другом Р. и таксистом так и не пошутили, поэтому надо хотя бы записать. А то завтра вспомню и себе не поверю. А ведь был, был капитан Вольф, высокий, загорелый дяденька, в красивой люфтганзовской форме (я не фантазирую, а точно знаю: они с экипажем приходили за своими чемоданами). И доставил нас в золотую даль, то есть в Вильнюс, как и обещал.
Князь Гедиминас
Князь Гедиминас, в чьем сновидении мы, как известно, живем, спит беспокойно, ворочается с боку на бок, вскрикивает и стонет во сне.
Его может разбудить любой пустяк (даже вчерашняя автомобильная авария на Диджои наверняка его потревожила), а иногда он встает, чтобы попить или справить нужду.
