Мы стояли и курили, разговаривали и курили, на земле было все больше и больше окурков. Затем пошли взглянуть на внедорожник, осмотрели его, подняли капот, взглянули на мотор, вошли в магазин, вышли из магазина и пожали друг другу руки.
Я вернулся и сказал Блу: «Все, она твоя». Машина уже проехала сотни километров, нужно было менять тормозные колодки, но продавец убедил меня, что мы сможем достать их у ремонтников.
Мы поехали к ремонтникам. Я вошел в мастерскую и поговорил с механиком. Старый мастер вышел из крошечной мастерской с инструментами и направился вместе с Блу к свалке, где валялись различные запчасти, нашел нужные, попросил Блу подержать, ушел в офис, вернулся, взял мою руку и положил ее на мой карман. Затем вытянул кошелек и передал мне счет на несколько долларов.
Мы отремонтировали тормозные колодки прямо возле «Форстер моторс», лежа на земле. Потом в тот же день отогнали внедорожник к дому и припарковали его у крыльца. Фэт, которой было девять или десять лет, вышла из дома, села в водительское кресло и стала сигналить.
Я попросил ее перестать, но Фэт продолжала. Я вновь попросил ее прекратить — Фэт не слушала меня и продолжала сигналить, а затем убежала.
На следующий день я положил ветошь возле колпачка масленки, открутил его, взял палочку, которой можно замерить уровень жидкости, увидел, что масленка почти пуста, и вытер палочку ветошью. Я налил масло, снова опустил палочку в масленку, вытащил ее и увидел, что в этот раз она блестит. Я закрутил колпачок, вытер руки о джинсы и подумал о том, что в последний раз делаю что-то для моего мальчика, который стал мужчиной.
— Я уверен, эта машина тебя не подведет.
Мы не говорили о том, когда Блу собирается уезжать, но этот день приближался, и мы оба об этом знали. Он упаковал вещи — рубашку, ботинки и еще кое-что, я пошел в кухню, достал хлеб из хлебницы, сделал бутерброды с ветчиной, положил рядом яблоко и банан, кусок хлеба сунул в мешок и бросил его на кухонный стол рядом с картами.
— Ты взял сигареты, Блу?
— Да, взял.
— Ты взял что-нибудь послушать в дороге? Радио не будет работать все время.
— Да.
— Неужели эту дрянь, «Cold Chisel»?
— «Chisel», «Angels», ты же знаешь.
— Я не надеюсь, что ты будешь звонить каждую неделю, но хотя бы раз напиши мне, особенно когда будешь в настроении.
— Если ты думаешь, что я собираюсь добыть богатство для нашей семьи, то я тебя разочарую.
— Никто не знает, что будет.
У нас была собака, не та, которая живет у меня сейчас, когда я пишу письмо, а другой, довольно уродливый пес. Как все собаки, он чувствовал что-то и все время крутился возле нас.
— Хочешь взять с собой эту собаку?
— Эту? Нет.
— Тогда решено, она твоя.
Мы подошли к машине, я открыл заднюю дверцу и помог собаке забраться в салон. Пес понимал, что происходит нечто важное. Блу волновался и покусывал губы.
Фэт вышла на крыльцо и спросила: «Блу, ты привезешь мне опал?» — и Блу ответил:
— Самый большой, ты такого никогда не видела. Ты повесишь его на шею, и он будет настолько тяжелым, что она будет болеть, а люди будут удивляться, почему это ты все время смотришь на свои туфли.
— Отлично, не забудь.
И Фэт ушла в дом. Москитная сетка за ней опустилась.
Я знал, о чем думал Блу: первый найденный камень он, конечно же, пришлет Фэт.
— Тебе нужно ехать. Сделай мне одолжение, поддерживай связь со своей матерью.
Блу ничего не ответил, бросил сигарету на землю.
— Не заставляй меня беспокоиться еще и об этом, Блу. Просто напиши ей.
— Хорошо.
Блу сел в машину, завел мотор, включил радио, опустил стекло и сказал: «Ну что ж, я поехал».
— Поезжай.
Блу уехал, подняв облако пыли. Вот как сложилось: сначала уехала Кэт, потом Блу, остались только мы с Фэт. И я хочу сказать, что я, разумеется, грустил по своим старшим детям, но хорошо, что со мной была Фэт. Люди думали, что девочка осталась со стариком и ей, наверное, скучно. Но нам не было скучно. Может, они думали, что мне тяжело, но, буду честен с вами, то, что внушало Пэт беспокойство, — пеленки, горшки, игрушки, которых не на что купить, — не казалось мне неприятными хлопотами.
Знаю, Вы, должно быть, думаете, что это я сейчас так считаю. А когда дела с Фэт пошли плохо, я не сразу это заметил. Теперь, оглядываясь назад, должен честно признать: Фэт плохо училась в школе, она сражалась с буквами и цифрами.
Были дни, когда она не могла даже правильно произнести слова. Она хотела произнести octopus, а вместо этого получалось hopperpus, или же ей нужно было сказать loveheart, а выходило hulvart. Но я думал, разве так важно запоминать правильное значение и произношение слов? Учителя были обеспокоены, я тоже разделял их беспокойство, но думал, что они сравнивают ее с Кэт, которая была такой способной. Фэт же была другой. Конечно, я беспокоился.
Помню, как я пытался заниматься с Фэт. Как-то я купил пакет с хлопьями, разрезал его, выложил из хлопьев расписание предметов и заставил Фэт пропеть его.
С трудом, но все же мы дотянули с ней до старшей школы, и тут учителя стали жаловаться, что Фэт не справляется со школьной программой. Но я подумал, что и здесь мы все преодолеем. Однако это было не так. Фэт не умела дружить. Я не мог ей в этом помочь. Дома, когда она была со мной, ее невозможно было остановить. А учителя говорили, что она не играет с другими детьми. С каждым днем она становилась все полнее. Я знаю, что сейчас это считается обычным явлением — полнота двенадцатилетних или тринадцатилетних, но тогда в школе был один странный толстый ребенок — Фэт. Во всяком случае, мы боролись с этим. Вдруг в субботу вечером, когда Фэт было уже четырнадцать, раздался стук в дверь. Я открыл и увидел китайского мальчика, стоящего возле входа.
Я подумал, что это доставка почты, хотя в глубине души догадывался, что это не почта. В Форстере существовал китайский район, там был и Золотой дворец с красными бархатными стульями. Но в те дни они не занимались почтовыми доставками. На самом деле этот мальчик был не китайцем, но мой мозг отказывался осознавать, что он может быть другом Фэт. И я решил, что он принес китайскую еду.
— Ты заказывала китайскую еду? — спросил я Фэт, пытаясь закрыть собой мальчика, но моя дочь меня опередила. Она была уже возле двери. Фэт оттолкнула меня и вышла на улицу с китайцем, села на обочину тротуара, беспокойно озираясь. Когда она вернулась, я спросил:
— Что все это значит, Фэт? Кто этот китайский мальчик?
Она ответила:
— Он не китаец. Он Новый Первый.
Я подумал, что она ошиблась, и переспросил:
