Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
— С бисквитными, — добавил Воронов, округляя глаза в притворном ужасе.
— С бисквитными, — поддакнул Никита и закатил глаза от удовольствия. — А вкусно, черт!
Воронов улыбнулся и отложил пирожное на тарелку. Не любил он сладкое, для Никиты специально купил. Он бы предпочел крекер с солью или с сыром. Или с перцем — самое то.
— Вот ты скажи как специалист, Никит. Сколько она могла пролежать голой на земле? Чтобы не то чтобы не замерзнуть насмерть, а даже не простудиться?
— Тогда заморозков еще не было. При ночной температуре воздуха около десяти градусов часа два могла пролежать. Опять же все зависит от здоровья. Кому-то и сквозняка пустякового достаточно.
— Думаю, он ее туда притащил около шести утра. Еще темно было, народу никого. Пацаны в половине восьмого там нарисовались с сигаретками. Да, часа два она пролежала. — Воронов поставил чашку на стол, уставился рассеянным взглядом на коллегу. — Смерть Малаховой, по словам экспертов, наступила около полуночи. Богданову он привез на пустырь к шести. Где же он с ней столько времени забавлялся-то, а, Никита?
— Снова ты за свое? С чего ты взял, что это именно он с ней сотворил? Это же совершенно не его почерк, Вова. Ты чего, хватку теряешь?
— Нет, просто чую! — огрызнулся Воронов и вылил себе остатки кофе из кастрюльки.
— Ее мог муженек подловить на улице и вколоть чего-нибудь, чтобы она его снова не вырубила.
Взгляд Никиты сделался скучным. Сразу захотелось домой, к Людке. Ему с ней всегда хорошо — и помолчать, и поговорить, и даже поспорить. А Володьку на трезвую голову только больной и выдержит. Несет и несет одно и то же.
— Он мог ей вколоть какой-то дряни, отвезти на пустырь и бросить там голой. — Никита постарался как можно незаметнее глянуть на часы.
— Зачем?
— Чтобы отомстить за свое унижение.
— Таким извращенным образом? — Воронов недоверчиво выкатил нижнюю губу, помотал головой. — Чушь. И гопники ее бы нетронутой не оставили. Уж порезвились бы, поверь, от души. И дрянь такую со шприцем не каждый в кармане таскает. Редкая же дрянь, сам говорил, Никита.
— Редкая, — нехотя согласился тот. — По составу похожа на импортное обезболивающее для онкологических больных. Дорогое обезболивающее. Но с чем-то явно оно смешано. Может, со снотворным каким?
— Вот! Уже зацепка!
— Ни хрена это не зацепка, Вовка. — Никита со вздохом полез из-за стола. — Пора мне, дружище. Людка ждет.
— Ладно, раз ждет. — Воронов был настолько погружен в свое, что, кажется, и не слышал, что ему сказали. — Все равно мне больше не за что цепляться, Никит. Ни единого следа. Может, история с Богдановой куда-нибудь выведет?
Так и застыл в кухне на стуле. Не слышал, как ворчит Никита, завязывая ботинки. Повернулся только на звук открывающейся двери:
— Позвони, как доберешься.
И улыбнулся тому, с какой силой приятель шарахнул дверью на прощание. Обиделся, что не пошел проводить. Обычно Воронов провожал его до машины или до автобусной остановки. Или до такси — когда им случалось выпить изрядно. Сегодня не пошел.
Допустим, Богданова, блуждая той ночью, случайно забрела туда, где маньяк надругался над жертвой. Допустим далее, что она его видела. Тогда почему молчит, не выдает его? Не помнит? Не видела лица? Или вообще ничего не видела, а сама стала жертвой?
Этот коварный убийца мог незаметно подкрасться к ней, отключить, вывезти куда-нибудь.
Тогда почему не убил? Может, Никита прав, и это не то чудовище, а какое-нибудь другое? Кто-то, о ком они не догадываются, сотворил с Богдановой эту мерзость?
Но зачем?
— Я дома, — отрапортовал Никита через полчаса.
— Отлично. Привет жене.
— Уже передал, — буркнул тот. — Ты это… Хотел тебя предупредить.
— О чем?
— Не вздумай Огареву о своих соображениях докладывать.
— Почему нет?
Он вообще-то и не собирался. Тем более что Богданова ясно дала понять: больше по звонку к нему не придет. А повесткой вызывать ее — нет оснований.
— Да потому что Огарев скажет: допился, рано начальником поставили. В общем, ты меня понял. И мой тебе совет: забудь об этой дамочке. Не при делах она, поверь.
— Откуда такая уверенность?
Воронов слышал на заднем плане смех Людмилы и ее негромкий голос. Наверняка с кем-то трещит по телефону. Может, даже с его Соней. Они тесно общались одно время, как сейчас — Воронов не знал. Он, черт побери, вообще ничего о них сейчас не знал. Ни о Соне, ни о Данилке. Полный запрет на общение наложила бывшая жена.
— Сам посуди, — проворчал Никита в трубку. — Была бы она так спокойна, если бы побывала в руках маньяка?
— А она и не спокойна. — Воронов вспомнил смертельную бледность на лице Богдановой. — Она явно нервничает и что-то скрывает.
— Но это все не то, как ты не понимаешь? — вдруг разозлился Никита. — Если бы эта сволочь провела с ней полночи, поверь мне, Богдановой вообще бы теперь не было. В лучшем случае лежала бы в дурке. Такое сложно пережить, а забыть невозможно! С ней же работали психологи.
— Ой, вот только давай не будем вспоминать психологов! Ты-то точно знаешь, что я без семьи остался не без их помощи.
Воронов отключил телефон, швырнул его в сердцах куда-то в угол. Это была запретная тема, которой касаться никому не позволено. Даже Никите.
Соня и Данила.
Его жена и сын.
Они прожили вместе семь лет. Нормальные, полноценные семь лет — так он считал. Вместе преодолевали трудности, когда Соня училась и нянчила маленького Данилку. Вместе мечтали. И все ему казалось прочным и незыблемым, пока однажды один из семейных психологов не решил, что их брак — большая Сонина ошибка. И ладно был бы психолог сторонний — он просто запретил бы ей его посещать.
Но видеться с этим семейным психологом он запретить не мог. Потому что этим психологом была его теща.
— Будь у тебя, дорогая, несколько жизней, я бы, возможно, и рекомендовала тебе жить с этим человеком, — совершенно не стесняясь его присутствия, заявила однажды Наталья Петровна прямо за воскресным обедом. — Чтобы заиметь какой-никакой опыт. Чтобы этот опыт позволил тебе обезопасить себя в дальнейшем. В следующей, так сказать, жизни. Но ты лишена подобной привилегии, впрочем, как и все мы. Поэтому единственное решение — развод.
Да, он не был идеальным мужем. Он мог выпить. Часто задерживался и работал в выходные. Пропускал дни рождения и детские праздники. Но он никогда ее не обижал, свою прелестную жену. Никогда! Он и не ругался с ней почти никогда. Не спорил, не оскорблял. Он любил ее.
Может, как-то не так он ее любил? Как-то не так, как рекомендуют психологи, мать их.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
