– Нет, дитя мое. Я уже не поправлюсь, слишком утомила меня та беззаботная жизнь, которую я вела с тех пор, как приехала в Испанию. Теперь мне предстоит заплатить за все ее радости и удовольствия. Я раскаялась в своих грехах, дорогая моя, – и все же, боюсь, окажись я вновь молодой и здоровой, у меня не хватило бы духу отказаться от тех искушений, которые вновь преследовали бы меня.
– Мама, ты еще не старая.
– Да, и все-таки моя жизнь уже подошла к концу. Слишком много я испытала за эти годы – и плохого, и хорошего. У меня были любовники… столько, что всех и не упомнить… Да, мне не приходилось скучать, это правда. Но от удовольствий тоже устаешь – вот почему я не грущу о том, что мне предстоит покинуть этот мир.
– Мама, за твои развлечения уже заплатила Кастилия, и их цена была очень высока.
Вдовствующая королева чуть заметно усмехнулась.
– Кастильцы меня не забудут. Не я ли изменила будущее их страны? Поверь, дочь моя, такие свершения удаются не каждому монарху.
Иоанна вздрогнула.
– Мама, я должна задать тебе один вопрос. Очень важный, от ответа на него зависит вся моя будущая жизнь.
– Дочь моя, я знаю, о чем ты хочешь спросить меня. Этим вопросом сейчас задаются все кастильцы. Кто твой отец? Да, в наши дни в Кастилии нет более важного вопроса, чем этот.
– Важен не он сам, а ответ на него, мама, – мягко сказала Иоанна. – Особенно для меня. Если я узнаю, что мой отец не король, то удалюсь в монастырь и буду жить в нем до скончания своих дней.
– В монастыре-то? Да здесь и в помине нет никакой жизни!
– Прошу тебя, мама, скажи мне правду.
– А если я скажу, что твоим отцом был Генрих, – что ты тогда сделаешь?
– Тогда я стану законной королевой Кастилии. Ведь в таком случае корона по праву принадлежит мне, а не кому-то другому.
– А что станет с Изабеллой?
– Ей придется уступить мне трон. У нее не будет выбора.
– Ты так считаешь? Дочь моя, ты не знаешь Изабеллу и недооцениваешь Фердинанда. И вдобавок, не понимаешь людей, которые их поддерживают.
– Все равно, мама, скажи мне правду. Вдовствующая королева улыбнулась.
– Я уже устала, – произнесла она. – Потом скажу – если смогу. Да только откуда мне знать-то? Иногда мне кажется, что ты похожа на короля Генриха, иногда ты напоминаешь мне Бельтрана. Ах, дочь моя, он был красивым мужчиной – самым красивым при дворе. А Генрих… Впрочем, все это было слишком давно. Я устала. Сейчас… Посиди со мной, я попытаюсь вспомнить. Так кто же из них – Генрих или Бельтран?..
Иоанна с мольбой смотрела в полуприкрытые материнские глаза.
– Мама, мне это нужно, очень нужно.
Прошло несколько минут. Вдовствующая королева откинулась на подушку и чуть слышно прошептала:
– Генрих или Бельтран? Кто же из них?.. Ее глаза закрылись, лицо побледнело и стало неподвижным, как маска. Иоанна поняла, что мать навсегда покинула ее.
Вдовствующую королеву похоронили, и Иоанна осталась в монастыре. Слушая тягучий перезвон монастырских колоколов, она с тоской думала о том, что ей уже никогда не узнать ответ на волновавший ее вопрос.
Стены монашеской обители до поры до времени скрывали ее от внешнего мира, отгораживали от бушевавших в нем страстей. Тем не менее она знала о разразившейся гражданской войне, опасалась за свой благополучный мирок и порой завидовала матери, чей покой уже не могли нарушить никакие бури и потрясения.
Каждое утро она задавала себе один и тот же вопрос: не закончится ли сегодня ее безмятежное существование?
Однако шли недели и месяцы, и постепенно она стала сомневаться в обоснованности своих тревог. Изабеллу во многих городах Кастилии провозгласили королевой, простые люди, по всей видимости, полюбили ее – а может быть, просто устали от войны и были согласны на любого правителя, лишь бы тот подольше не менялся. Может быть, они бы с радостью забыли о том, что супруга Генриха Четвертого Кастильского оставила после себя дочь Иоанну и что та могла быть или не быть дочерью их почившего короля.
Однажды монастырь тайно посетили два знатных господина, желавшие поговорить с юной принцессой.
Когда, проведенные в ее келью, они представились как герцог Аревало и маркиз де Виллена, она поняла, что ее мирная жизнь закончилась.
Они церемонно поклонились.
– Принцесса, мы привезли вам великую новость, – сказал маркиз.
У нее упало сердце. Она заранее знала, о чем они будут говорить, – трудно было ошибиться, как-нибудь не так истолковать честолюбивый блеск, который она заметила в их глазах.
– Мы должны сказать вам, принцесса, что в стране о вас помнят, – с многозначительным видом добавил Аревало.
Она опустила голову, чтобы они не увидели отчаяния, которое не могло не отразиться на ее лице.
– Выше Высочество, эта новость, вне всяких сомнений, вселит надежду в ваше сердце, – продолжал де Виллена. – Позвольте заверить вас в том, что за нами стоят могущественные силы. Они помогут нам свергнуть с трона Изабеллу, посягнувшую на то, что по закону принадлежит вам.
– Новость, которую мы вам привезли, касается Португалии, – снова вмешался Аревало.
– Португалии? – удивилась Иоанна.
– Да, Ваше Высочество, оттуда-то она и прибыла к нам. Король Альфонсо Пятый просит вашей руки.
– Но… он брат моей матери!
– Не беспокойтесь, Ваше Высочество. Его Святейшество даст разрешение на этот брак, как только поймет, что в Испанию мы придем не с голыми руками.
– Мой дядя уже в преклонном возрасте, и…
– Он король Португалии, Ваше Высочество, а это главное. Имея за спиной его армию, мы сможем добиться всего, о чем вы мечтаете.
Иоанна онемела от ужаса. Замужество за престарелым мужчиной, ее дядей! Война!.. И причина всех этих несчастий – она сама!
Оправившись от потрясения, Иоанна повернулась к приезжим – хотела протестовать против того, что ей навязывали, – но увидела их упрямые лица и вновь потупилась. Она поняла, что ее чувства и желания были не в счет. Ей отвели роль символа новой власти, чтобы вокруг нее сплотить силы и начать борьбу за трон. Отныне эти люди будут говорить, что действуют ради нее.
«Ради меня! – с горечью подумала она. – Чтобы вручить мне корону, которая мне не нужна. И чтобы выдать меня замуж за старика, мысль о браке с которым приводит меня в ужас!»
Изабелла хмуро просматривала бумаги, лежавшие у нее на столе.
Поводов для хорошего настроения у нее не было, поскольку эти бумаги с неопровержимой очевидностью свидетельствовали о том плачевном состоянии, в котором находилась кастильская армия.
