— Да не в одежде же дело, дорогая Луиза. Важно, какая у человека душа. Я и в приютском платье буду той же Шарлоттой, которую вы видите перед собой сейчас. И можете не сомневаться, очень скоро порву его, как рву все мои платья. Но, может, мне действительно удастся научиться смирению. Знаете, я ведь ударила миссис Адней по лицу.
— Она наверняка этого заслуживала, — заявила верная Луиза.
— О, разумеется, но мне все равно не следовало этого делать. Мне следовало сложить руки — вот так — поднять глаза к потолку и сказать, как сказал бы на моем месте Фишка: «Мадам, вы совершили страшную ошибку. Умоляю, следите за собой... И прежде чем решитесь говорить такие ужасные вещи, лучше произнесите «Отче наш». Я приказываю вам надеть форму приютской девочки». О, я могла бы много чего еще сделать, но вместо этого влепила ей пощечину.
Дамы рассмеялись. Милая Гаги! Милая Луиза! Да, на них можно положиться.
— Давайте теперь поговорим.
— О чем, Ваше Высочество?
— Обо мне, разумеется. О всяких моих поступках.
Это была любимая тема: все трое с удовольствием посмеивались над проказами Шарлотты, вспоминали ее хорошие и плохие поступки и находили в них комичные и трагичные стороны. Однако дамы никогда не обвиняли Шарлотту — поэтому общаться с ними было гораздо приятнее, чем с епископом, — они говорили, что даже самые дурные ее выходки — это вполне естественные детские шалости, происходящие от избытка резвости.
— Вы всегда были очень доброй, — сказала миссис Гагарина. — Помните того мальчика в канаве?
Все трое помнили. Эту историю рассказывали уже столько раз, но все равно почему бы не послушать ее снова?
— Он лежал в канаве — бедный, изголодавшийся мальчик, а Ваше Высочество ни за что не желали оставить его там. «Как тебе помочь?» — спрашивали вы. Он замерз, он был голоден, на руке у него была рана. Она кровоточила. И вы... вы собственноручно сделали ему перевязку! Конечно, многим это не понравилось. Они потом выговаривали за это Вашему Высочеству. Вы могли подхватить какую-нибудь болезнь. И что ответили вы, Ваше Высочество?
— Иисус не побоялся исцелить прокаженного, — сказала Шарлотта. — Так с какой стати мне было бояться перевязывать руку бедному мальчику? О, такие слова под стать самому милорду Фишке! Но во всяком случае я не бросила мальчика. Я дала ему еды и денег, и он был мне очень благодарен. Хотя я не всегда бываю таким ангелочком, не правда ли?
— Да, на вас иногда находит.
— Довольно часто.
— Помнится, Ваше Высочество пели в королевской гостиной, — хихикнула Луиза.
— Да-да, она была совсем маленькой. Принцесса Мария поставила ее на стул и попросила спеть для гостей.
— На вас было тогда розовое шелковое платьице с белым атласным поясом — сплошное очарование.
— Да, а я стала фальшивить. Но все мне аплодировали и уверяли, что все чудесно... а на самом деле хвалили меня только потому, что я принцесса.
— Это было премилое зрелище. Король плакал не таясь.
— Его легко растрогать.
— А принц был так горд.
— Не думаю, он ведь сам прекрасно поет. Вероятно, он притворялся, что гордится мной, поскольку того требовали правила хорошего тона. Он ведь придает им большое значение.
— Все принцессы хлопали в ладоши, и королева тоже была очень довольна.
— Она нечасто бывает мной довольна.
— О, в тот раз она была очень довольна. Все получилось великолепно.
Шарлотта внезапно задумалась.
— Но потом из этого вышла неприятность. О Господи, боюсь, что я действительно очень плохая девочка. На следующий день я спросила моего учителя, как я пела, и он сказал: «Превосходно». А я вдруг разозлилась, ведь он сказал неправду. Разозлилась я на себя — за то, что не смогла спеть хорошо — но выплеснула свою злость на него, обозвала его болваном и сказала, что меня не может учить болван, который боится поправлять ученицу, поскольку она не обычная девочка, а принцесса.
— Но это прекрасно! Вы не приняли лести — и были правы.
— Да, но я отказалась заниматься у этого учителя, и его прогнали. И хотя я потом просила папу вернуть учителя обратно, папа не согласился. Да, в тот раз во мне все-таки говорила гордыня. Гордыня, замаскировавшаяся под добродетель. А кончилось все отставкой бедного учителя музыки. Надеюсь, он меня простил. О, давайте больше не будем говорить обо мне. Поговорим лучше о вас. Пожалуйста, расскажите мне о мистере Гагарине. Интересно, где он сейчас. Вы думаете, в России? Но, может, вам больно о нем вспоминать, дорогая Гаги? Больно, да?
— Нет, это было так давно.
— Тогда расскажите нам еще разочек.
И миссис Гагарина в который раз принялась рассказывать про свою любовь к мистеру Гагарину... только он был не простым джентльменом, а очень знатным человеком, который приехал из России с каким-то поручением и явился к английскому двору.
— И стоило ему вас увидеть, — сказала Шарлотта, — как он сразу влюбился.
— Да, это правда, — откликнулась миссис Гагарина, и ее глаза моментально понежнели.
— Вы теперь были бы знатной дамой и жили бы в России, в огромном особняке, дорогая Гаги, а не штопали бы мое старое платье. Вам хотелось бы оказаться там вместе... с ним?
— Это все было так давно, Ваше Высочество.
— Но что случилось? Что?
— Вы же знаете.
— Да, но я хочу еще раз услышать. Потом вы получили письмо. Начните с этого места.
— Да, письмо от его жены. Он уже был женат.
— И значит, вы вовсе не были его женой. О, моя бедная, бедная Гаги! Ваше сердце было разбито.
— Да, дорогая Шарлотта. Я так считала.
— Но потом вы утешились. Это я вас утешила, правда? О, скажите это! Вы же говорили. Вы говорили, что утешились, когда начали ухаживать за вашей милой Шарлоттой. Это так, да?
— Да, как только я начала ухаживать за моей милой Шарлоттой, ко мне пришло утешение.
Шарлотта была в восторге. Вот почему она так часто заставляла повторять эту историю.
— Значит, — торжественно провозгласила она, — я не такая уж и плохая, верно? Хотя милорд Фишка не устает расписывать всякие ужасы, предупреждая, что со мной станется, если я буду продолжать в том же духе.
Шарлотта принялась раскачиваться на стуле.
— Милая принцесса, если вы будете так резко откидываться назад, стул когда-нибудь сломается.
Но Шарлотту это не волновало. Что такое сломанный стул, если ей удалось исцелить разбитое сердце?
* * *
Ее одевали в платье приютской девочки, возмущенно ахая и охая. Право же, вдруг Его Высочеству принцу Уэльскому придет в голову навестить дочь? Что он скажет, увидев ее в таком наряде?
