— Как странно! — сказал князь Ликсен.
— Расскажите нам подробно об этом происшествии! — попросила Комарго.
— К несчастью, я не могу этого сделать.
— Почему? — спросил аббат де Берни.
— Потому что в этом деле есть тайна, которую я обязан сейчас хранить.
— Почему именно сейчас? — добивался Ришелье.
— Потому что минута, когда я смогу все рассказать, еще не настала.
— А настанет ли она? — спросила Дюмениль.
— Настанет.
— Года через два, уж никак не позже.
— Может быть, и скорее.
Все собеседники опять переглянулись.
— Таванн говорит серьезно, очень серьезно, — сказал Бриссак.
— Вы сказали правду о сегодняшней вашей встрече с Петушиным Рыцарем? — спросила Катрин Госсен.
— Я вам уже говорил, что встретил его, — отвечал Таванн.
— И вы привезли бы его сюда? — спросила Комарго.
— Да.
— Конечно.
— Мне хотелось бы его увидеть! — сказала Кинон.
— Но я не говорю, что он не придет, — возразил Таванн.
— Ах! — воскликнули все женщины.
VII
Разговор за ужином
За словами виконта де Таванна последовало молчание. Вдруг Бриссак и Ликсен весело расхохотались.
— Чтобы узнать наверняка, придет ли твой друг, Таванн, — сказал Ришелье, — тебе бы следовало сходить за ним.
— Я и пошел бы, но не знаю, где его искать, — спокойно ответил Таванн.
— А ты сам не из его ли шайки? — спросил князь Ликсен.
— Господа! — сказал Креки. — Я вам предлагаю кое-что!
— Что? Что? — посыпались вопросы.
— Если Таванн пойдет за Петушиным Рыцарем, я привезу кое-кого, кто будет в восторге, очутившись вместе с ним.
— Кого же?
— Турншера.
— Это главный откупщик? — спросила Сале.
— Приемный отец милой Пуассон, — заметил Бриссак.
— Ваша милая Пуассон, если не ошибаюсь, теперь мадам Норман д'Этиоль? — спросила Дюмениль.
— Так точно, — сказал Ришелье, — она вышла замуж два месяца назад за Нормана, помощника главного откупщика, племянника Турншера. Я был на свадьбе.
— Как это вы попали в финансовый мир? — насмешливо спросил Креки.
— Иногда позволяешь себе такие вещи, мои милые друзья.
— Но какое же дело вашему Турншеру до Рыцаря? — спросил Бриссак.
— Как? Вы не знаете? — спросил Креки.
— Нет.
— Но вы знаете, по крайней мере, что в сияющем и обворожительном мире королев Комарго и Сале существует очаровательная, только что появившаяся танцовщица мадемуазель Аллар?
— Еще бы! — сказал Бриссак. — Конечно, знаю.
— Хотя природа много сделала для маленькой Аллар, Турншер нашел, что она сделала еще мало.
— Он, очевидно, решил, — смеясь, прибавила Госсен, — что природа в своих дарах забыла бриллианты. Главный откупщик хотел поправить эту оплошность.
— То есть как это — поправить?
— В опере заметили, — продолжал Креки, — что каждый раз, когда прелестная Аллар выезжала из театра, за ней следовал хорошо одетый мужчина, скрывавший лицо в складках плаща. И каждый раз, как она приезжала в театр, она встречалась с этим человеком. Безмолвная симпатия длилась несколько дней. Каким образом прекратилась эта пантомима — не знаю, одно только могу сказать: она прекратилась. Доказательством служит то, что однажды вечером после представления этот человек сидел перед камином в комнате хорошенькой танцовщицы и оживленно беседовал с ней. Раздался звонок. Камеристка вбежала с испугом и в полуоткрытую дверь шепнула: «Главный откупщик!»
Аллар попросила своего любезного собеседника пройти в смежную комнату. Дверь затворилась за ним в ту минуту, когда Турншер вошел с солидным свертком в руках. Вы, конечно, угадываете, что заключалось в этом свертке.
— Бриллианты, — сказала Софи.
— Именно. Аллар была ослеплена… ослеплена до такой степени, что забыла о своем госте, спрятанном в темной комнате. Бриллианты, разложенные перед ней, сверкали всеми цветами радуги. Она с восторгом сложила руки, смотря на своего щедрого благодетеля, но вдруг застыла от изумления. Турншер стоял, округлив глаза, как человек, окаменевший от ужаса. В эту минуту Аллар почувствовала, как что-то коснулось ее левого виска, она обернулась… Крик замер на ее устах…
— Ах! — закричали все дамы, дрожа.
— За ней, — продолжал Креки, — стоял человек с пистолетами в обеих руках. Это был тот самый мужчина, которого она укрыла в темной комнате перед приходом Турншера.
— Что же случилось? — спросил Бриссак.
— Человек этот вежливо поклонился и прицелился пистолетом в грудь главного откупщика. «Милостивый государь, — сказал он, — так как здесь нет никого, кто мог бы меня вам представить, а мадемуазель Аллар моего настоящего имени не знает, я сам себя представлю: я — Петушиный Рыцарь».
— Несчастный Турншер, должно быть, позеленел? — спросил Ришелье.
— Я не знаю, какого цвета сделалось его лицо, но он ужасно испугался. Петушиный Рыцарь имел самый непринужденный вид…
«Милостивый государь, — продолжал он, — вы сделали прекрасный выбор, купив эти бриллианты, в доказательство этого я прошу вас предложить их мне. Но, чтобы этот подарок стал еще дороже, я желаю, чтобы вы сделали мне его сами. Положите же эти бриллианты в футляры, потом заверните их, как они были завернуты, чтобы мне легче было их унести». Произнося все это, Петушиный Рыцарь держал один пистолет прямо перед грудью главного откупщика, между тем как дуло другого пистолета касалось виска Аллар. Турншер, конечно, повиновался, не говоря ни слова! Когда он кончил завертывать драгоценности, Петушиный Рыцарь чрезвычайно вежливо попросил положить пакет в его карман и откланялся.
«Господин главный откупщик, — сказал он, — я не прошу вас провожать меня. Мадемуазель Аллар будет так любезна, что проводит меня до двери и посветит мне».
— Пистолет делал свое дело. Главный откупщик не решился ни на одно движение, и Аллар, держа свечу в руке, проводила Петушиного Рыцаря. Тот дошел до двери на улицу, поцеловал в лоб балерину и исчез в темноте… Теперь скажите мне, господа, что вы думаете о Петушином Рыцаре?
— Это смелый мошенник, — сказал Ришелье.
— Вежливый разбойник, — прибавил Ликсен.
— Что он разбойник, я сомневаюсь. Что он вежлив — несомненно, — сказал Таванн.
